Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник) - стр. 25
– Крайне опасная привычка, – строго ответил сержант Дженкинс. – Кто знал, что вы топор во дворе без пригляда оставляете?
– Да кто хошь. Хотя, опять же, я никому не говорил, что завтра хворост рубить собираюсь. Топор у дорожки лежал, сразу за мостиком. Старый такой, ржавый, кому он нужен? Я им только хворост и рубил…
Затем сержант Дженкинс отправился в Торрингтон – соседний городок, откуда накануне в десять вечера к сестре дворецкого вызвали молодого доктора Ньюсома. Доктор Ньюсом, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, пригладил кудрявую золотистую шевелюру и подтвердил, что в самом деле посетил больную в Тенфолде, на полпути между Торрингтоном и деревней Пиджинсфорд. Там он оставался, пока не прибыла вызванная им медсестра из окружной больницы, и там же находился брат пациентки, а сейчас пусть сержант его извинит, он страшно торопится, пора начинать обход больных, а он и так опаздывает. Медсестра, в свою очередь, сообщила, что приехала к больной около одиннадцати вечера и застала там доктора Ньюсома и брата пациентки. Брат дождался, пока она не устроила больную на ночь, а потом, примерно двадцать минут двенадцатого, уехал на велосипеде в Пиджинсфорд, и, может быть, сержант ее наконец отпустит, потому что если сержанту, к примеру, делать нечего, так ей очень даже есть чем заняться, и все вышесказанное она вполне могла изложить за пять минут, незачем тут полчаса разговоры разговаривать…
Тротти, как это ни трудно себе представить, в дни своей бурной молодости выступала в цирке, воздушной гимнасткой. Жила, работала и замуж собиралась выйти на манеже. Трудилась усердно, хоть звезд с неба и не хватала: единственное ее по-настоящему зрелищное выступление оказалось последним. Целый день имя Тротти огромными буквами красовалось на афишах по всей Англии, а дальше она ковыляла по жизни на переломанных ногах. Ее пригрела матушка Грейс Морланд, как пригревала всех калечных душой или телом. Давала ей кое-какую мелкую работу и в конце концов взяла к себе в дом. Здесь Тротти и оставалась по сей день, исступленно преданная и бесконечно благодарная, хотя и не без странностей, прямолинейная и острая на язык. Ее невысокая фигурка с великолепной некогда мускулатурой обросла плотным жирком. Троих гостей из Большого дома Тротти встретила спокойно, без суеты и разговаривала с ними стоя, только придерживалась за спинку кресла.
– Тротти, дорогая, садитесь! – Венис придвинула старой служанке стул.
– Да, садитесь, Тротти! – Пенрок взял ее пухлые руки в свои. – Я вам очень сочувствую.
У служанки слезы выступили на глазах.