Не там, где надо - стр. 8

Даже имена для детей отец выбирал с тщательным умыслом. Его самого назвали Робертом – хорошим рокочущим европейским именем. Старшего сына он назвал Джорджем. Не помню точно, то ли в честь Джорджа Вашингтона, то ли в честь английского короля Георга V6. Я бы совсем не удивился, если бы отец одинаково уважал их обоих. Второго сына, родившегося спустя год, было решено назвать в честь более современного американского президента. К сожалению, когда мой брат родился, в Белом Доме заседал Вудро Вильсон, а мой отец-республиканец скорей бы отрубил себе руку, чем назвал сына в честь президента-демократа. Поэтому при рождении брата нарекли Тедди в честь несравненного Теодора Рузвельта. Когда в 1921 году президентские выборы вновь выиграл республиканец Уоррен Гардинг, отец так обрадовался, что немедленно переименовал сына в его честь. Правда, Гардинг скоропостижно скончался всего спустя год, да и все его недолгое правление было ознаменовано скандалами, связанными с пристрастием к алкоголю и супружескими изменами. Мама иногда вспоминала, что после смерти Гардинга отец снова хотел сменить имя сына на Кальвин в честь вице-президента Кулиджа, но потом, видимо, смирился с непостоянством американской электоральной системы и махнул рукой. Так мой брат остался Уорреном.

Что касается меня, самого младшего и слабенького, то отец разрешил матери выбрать имя. Естественно, она нарекла меня в честь Дугласа Фербенкса7, от которого была без ума. Если отца это и возмутило, он не стал вмешиваться.

У меня с братьями с самого детства было мало общего. Дело не только в имени и в том, что я до семи лет был маминым любимчиком. Сказывалась и разница в возрасте. Джордж был старше меня на пять с половиной лет, а Уоррен на четыре. В детские годы это непреодолимая пропасть. Они оба были настолько похожи, что их часто принимали за близнецов – крепкие, коренастые со злыми черными глазами. Я же больше пошел в мать, унаследовав более светлый тон волос и глаза цвета фундука. Моя партнерша Лекси много лет уверяла меня, что азиатские корни, столь раздражавшие отца всю сознательную жизнь, – не более чем игра его воспаленного воображения. В моей внешности она никогда не замечала черты «полукровки», да и братья, если подумать, скорее могли сойти за «калифорниас»8 или итальянцев.

Джордж и Уоррен росли вместе и не обращали на меня никакого внимания. Когда они пошли в школу, я еще носил девчачьи платьица и чулки. Когда научились смолить самокрутки и украли бидон контрабандного виски из подвала владельца бакалейной лавки, я наслаждался стрельбой из рогатки по соседским кошкам. Я почти не заметил эпоху Сухого закона, которая для моих братьев стала самым романтичным приключением детства. Когда же я наконец распил на пустыре за гаражом мистера Мазарека первую бутылку теплого пива, которую разделил со своим одноклассником Игги Ломаксом, мои братья уже отрастили жидкие усики и вовсю ухлестывали за девушками. Потом они один за другим поступили в колледж, а я все еще жил дома и ходил в школу. Правда, оба решили ограничиться степенью бакалавра, после чего почти сразу нашли работу. Джордж устроился в банк, а Уоррена отец по знакомству определил в рекламное агентство, для которого выполнял транспортные заказы.