Не щадя себя и своих врагов - стр. 37

– Давно вас ищем! – послышался знакомый голос в трубке. – Где вы пропадаете? Немедленно отправляйтесь на аэродром. В вашу «пешку» угодила бомба. Самолет, кажется, сгорел.

Когда мы доплелись до стоянки и увидели на том месте, где стоял наш самолет, груду искореженного металла и пепла, защемило сердце. Воздух вокруг был пропитан удушливым, тошнотворным запахом сгоревшего алюминия. Лишь метрах в тридцати чудом уцелел деревянный сундук, в котором мы хранили инструмент и кое-какие личные вещи. Но, приблизившись, мы увидели в нем огромную дыру от осколка бомбы.

Сняли замок, открыли крышку и замерли от удивления. По днищу были разбросаны куски фанеры, галет, шоколада, сухарей. Две банки со сгущенным молоком. Откуда они взялись?

Бельский строго сказал мне:

– Все аккуратно собрать, чтобы ничего не пропало! Надо будет сдать начальнику продсклада.

Едва осознавая слова Бельского, я воскликнул:

– Елки-моталки! Так вот она, тайна ящичка НЗ!

Каждый самолет-разведчик укомплектовывался небольшим фанерным ящичком, в котором хранился неприкосновенный запас – НЗ – на случай вынужденной посадки экипажа. Содержимое бортпайка нам было неизвестно, так как он упаковывался на продскладе и вручался под расписку. Ящичек доставлял нам одни хлопоты. Люки в самолете не запирались, мы вынуждены были между полетами его где-нибудь прятать и обычно засовывали в сундук с висячим замком. Иногда забывали вовремя вернуть НЗ на место, в кабину летчика, за что получали нагоняй от инженера, так как вылет задерживался.

Хорошо помню, как ночью, поставив наконец новый бензобак, мы сложили инструмент в сундук и положили туда же ящичек с бортпайком. Самолет сгорел, а ящичек остался. Подошел моторист Пал Карпыч и, увидев раскрошенную плитку «Золотого ярлыка», спросил, что это за штука.

– Шоколад, ну, большая сладкая конфета… – тоном знатока ответил я, хотя сам один только раз видел его в московской кондитерской.

– А можно попробовать? – смущенно переминаясь с ноги на ногу, попросил псковский парень, не выезжавший из своей деревни дальше районного центра.

– Валяй… – разрешил Бельский. Пал Карпыч откусил шоколадку и стал медленно жевать.

– Горько, а говорили, что сладкая конфета…

– Может быть, прокис. Дай я попробую, – сказал Бельский.

По тому, как он вертел плитку, неуклюже ее разломил и стал сосать, как мороженое, можно было догадаться, что он тоже не едал шоколада, а если и пробовал, то давно позабыл его вкус.

Я получил адреса однополчан. Пятеро из них жили в Ленинграде. Один из них – командир полка, полковник Трофим Романович Тюрин. Во время телефонного разговора Тюрин вспомнил меня и пригласил навестить его в удобное время. Он был на пенсии, немного хворал и редко выходил на улицу подышать свежим воздухом. И вот я с трепетом подошел к его дому, что смотрит фасадом на Дворцовую площадь.