(Не) просто сосед - стр. 27
– Вот-вот, – кивнула свекровь. – Вот я и говорю, обнаглела ты! Много на себя берёшь! Значит так, со следующего месяца начнёшь вести тетрадь расходов. Я хочу видеть, куда ты тратишь деньги.
– А чеки надо будет собирать? – осторожно съязвила Полина. – И что делать с оптовкой, там ведь дешевле, чем в магазине, но частники в основном с машин торгуют, без бумажек. И сколько у меня будет на личные расходы – на прокладки, там, например? И можно ли будет покупать Машке конфеты? И сколько? И почём?
– Если скажу собирать чеки, будешь и их собирать, – ядовито, но вежливо улыбнулась свекровь. – А если решу, что мне нужно вмешаться и начну расписывать тебе статьи расходов, значит, будешь им следовать. Мы с Марком, знаешь ли, не богадельня, чтобы сирых и убогих приживать. Тем более что ты этого и не ценишь…
После того, как она наконец-то уехала, Полина закрылась в ванной и как следует проревелась.
Было тошно от самой себя, от своей беспомощности и зависимости. Хотелось одного – прямо сейчас собрать Марусю и сбежать, но сковывал страх, что это может ударить, прежде всего, по самой Марусе. Так же, как когда-то давно ударило по Полине бегство бабушки. Ведь бабуля хотя и хотела как лучше, и делала всё, чтобы Полина не чувствовала себя ущербной… Она всё равно чувствовала. Хотя и не сразу, конечно.
Поначалу, когда ты ребёнок и в одних трусишках и босиком гоняешь с оравой таких же чумазиков – это одно, но чем старше, тем сильнее проявляется контраст деревни из окружения и города в крови. Презрительное «городская» в спину, за то, что отказываешься есть вяленую рыбу из которой только что, при тебе, пацаны выковыривали палочкой опарышей. За то, что самогонку пробовать отказываешься, за то, что в тринадцать лет ещё не «ходишь с мальчиком» Да много чего ещё!
А потом Полина приехала учиться в город, и всё повторилось с точностью до наоборот – теперь она слыла деревенщиной за то, что в грязную погоду поначалу надевала галоши или за то, что на пары брала с собой бутерброд – простой хлеб с маслом, а не шла обедать столовскими горячими пирожками и пиццами. А ещё «кофе» иногда по привычке называла «кофий» – как говорили у них в деревне, и не брезговала дешёвой подработкой – мытьём полов, например. Или что в свои шестнадцать всё ещё оставалась девственницей. В общем, тоже – много чего ещё, по мелочам. Даже Марк сразу же почувствовал, что она деревенская, и просто чудо какое-то, что именно это его в ней и привлекло! В отличие от свекрови, которую, похоже, именно это больше всего и раздражало.
Все эти годы Полина упорно старалась стать «своей», городской, и уже давным-давно ею стала – но в глубине души всё равно так и чувствовала себя приживалкой. Умом понимала, как это глупо, но всё равно комплексовала. И это и злило, и расстраивало. Как будто внутри неё жила маленькая, в чём-то виноватая девочка, с которой никак не удавалось договориться!