Не пойман – не тень - стр. 48
Произнеся это, он почувствовал не облегчение, а удар. Как если бы сам себе признался в преступлении. Потому что в этой фразе была главная правда – он знал, что значил для неё. И знал, что значила она для него.
Он не пришёл в тот вечер. Соврал. Отмахнулся. Уехал к Диане. И в ту ночь Алла умерла. Умерла страшно. Одиноко. В страхе. В отчаянии. Возможно, звала его. Возможно, надеялась, что он появится. Возможно, ждала до последнего.
Если бы он пришёл, всё было бы иначе.
Эта мысль не была новой. Но именно сейчас она стала невыносимой. Как внутренний приговор. Не судом, а совестью. Не возмездием, а признанием. И от этого хотелось исчезнуть. Или, хотя бы, не быть тем, кем он был. В тот вечер. Когда выбрал другого человека. Когда не понял, что значило её «приедь». Когда потерял. Навсегда.
Он сидел у окна, не включая света. Улица была пустой, фонари выхватывали из темноты припаркованные машины, едва заметные силуэты деревьев, трепещущие от ветра. На подоконнике стояла чашка с давно остывшим чаем, но рука по-прежнему касалась её, будто само прикосновение удерживало связь с чем-то привычным, материальным.
Мысли были вязкими, текли не линейно, а по кругу, будто внутри головы запустился механизм обратной перемотки. Он снова и снова возвращался к одному и тому же: «Почему именно Алла? Почему так? Почему сейчас?»
И всё чаще его сознание подбрасывало самый страшный, почти неприемлемый вариант: возможно, всё это произошло по его вине.
Эта мысль возникла не как паника и не как самоуничижение, а как логическое следствие. Он был слишком давно внутри структур, где последствия всегда имели причины. Слишком хорошо знал, что случайности – редкое явление. А совпадения – почти всегда маскировка. Алла была не медийной, не влиятельной, не конфликтной. Она не наживала врагов, не участвовала в интригах. Единственное, что связывало её с чем-то нестабильным – это он.
Он. Со своими тайнами. Со своей двойной жизнью. С женщинами, которые о нём знали больше, чем должны были. С коллегами, чьи взгляды всё чаще становились внимательнее, чем того требовала этика. С тенью, которую он сам начал ощущать за спиной – не в физическом смысле, а как след, оставленный там, где не должен был быть.
Может ли кто-то знать? Узнать? Вспомнить?
Он вспомнил, как однажды, выходя из квартиры Аллы, столкнулся внизу с соседом – молчаливым, вежливым, который, казалось, ничего не запомнил. Но ведь он мог рассказать. Не потому что хотел, а просто – сказал между делом. Он вспомнил, как в университете в коридоре однажды Алёна подняла на него взгляд, в котором было нечто похожее на подозрение. Не открытое, не агрессивное – но внимательное. Как будто в ней включился механизм, сопоставляющий. Тогда он это проигнорировал. А теперь – не мог.