Не пойман – не тень - стр. 14
Внимательно осмотрел комнату, давая себе время зафиксировать каждую деталь, каждое пятно крови, каждую незначительную деталь, которая могла бы выдать небрежность или оставить сомнение в совершенстве проделанной работы. Всё выглядело именно так, как должно, как задумывалось, как неизбежно должно было случиться. В этом взгляде не было тревоги, не было суеты – только удовлетворение, только ощущение завершённости.
Ни единой детали, которая бы выбивалась из картины. Ни единого лишнего следа. Всё именно так, как должно быть. Порядок, завершённость, безупречность.
Пришло ощущение, которое можно было бы назвать гордостью.
Не вспышка, не триумфальное ликование – нет, это было нечто иное. Глубокое, спокойное, полное осознание контроля над каждым шагом, над каждым действием, над каждым мгновением, что привело к этому моменту. Это была не просто игра. Это было искусство.
Закончив осмотр, вышел из спальни, миновал коридор, подошёл к двери.
Замер на мгновение, позволяя себе прочувствовать этот момент до последней детали, вбирая в себя всё, что осталось от произошедшего, прежде чем оставить это позади. В этой паузе не было сомнений, не было колебаний – только осознание того, что всё завершено так, как и должно было быть, без единой ошибки, без единственного изъяна, который мог бы нарушить совершенство картины.
Последний взгляд на пространство, которое ещё несколько минут назад было наполнено её страхом, её мольбами, её бесполезной надеждой.
Аккуратно прикрыл дверь, не издавая ни звука, словно запечатывая пространство, оставляя за этой тонкой деревянной преградой всё, что только что произошло. В этом жесте не было спешки, не было лишнего движения – только осознание полной завершённости, последнего штриха, который ставит точку в картине хаоса, превращая его в безупречную гармонию. Дверь мягко вошла в проём, заперев внутри комнату, наполненную страхом, болью, бесполезными мольбами и кровавыми следами, и теперь всё это принадлежало только этому месту, заключённое в нём навечно.
В подъезде пахло сыростью и пылью. Ступени под ногами были холодными, бетонными, шероховатыми, и с каждым шагом всё больше ощущалась разница между тем, что осталось там, за дверью, и этим миром, миром, где всё было безразлично.
Город встретил холодной, безмолвной пустотой, в которой не было ни намёка на тревогу, ни отголоска произошедшего, ни единого движения, способного нарушить эту стерильную картину равнодушия. Свет фонарей размывался в лёгком тумане, улицы тонули в вязкой темноте, и всё здесь словно подчёркивало абсолютное одиночество, полное отсутствие свидетелей, чьего-либо присутствия, даже намёка на то, что кто-то мог почувствовать перемены в мире, где только что исчезла ещё одна жизнь.