Не по залету - стр. 11

— Ты опоздала, — говорит Веник, налетев на меня уже через секунду.

— На минуту, — отвечаю, взглянув на часики на запястье.

Новый приступ паники овладевает мной, сменив едва ли родившееся облегчение. Это не он. Правильный Кронглев ждет меня за дверью. И какой он? Такой же, как этот тип в лифте?

— Так сложно быть пунктуальной? — шипит братец, хватая папку с края стола секретарши. — Принеси мне это, а потом спроси про кофе. Хватит тебе этих двух заходов?

Мое сердце стучит, как оголтелое, когда я готовлюсь потянуть на себя ручку стеклянной дверцы. Волнуюсь так, что даже не огрызаюсь в ответ.

— Вениамин Викторович, надо подписать до конца дня, — говорю, подражая секретарше, — чтобы успеть отправить информацию в банк.

Сначала я рассматриваю мощную спину, такую же шею и зачесанные назад темно-русые волосы, а когда приближаюсь и выкладываю папку на стол, то и загоревшее лицо свободно развалившегося в кресле мужчины.

У него правильные черты лица, хотя половину лица скрывает густая борода. Но… Оно не кажется мне ни знакомым, ни приятным. Все меняется, когда я вижу, как он смотрит на брата: холодно и цепко, словно хищная птица готовая еще чуть-чуть и броситься на него.

— Будете кофе? — спрашиваю я робко.

Этот Кронглев едва ли удостаивает меня взглядом, продолжая сверлить им братца.

— Без сахара, — говорит, а потом добавляет: — Иди.

Я выхожу из кабинета на негнущихся ногах. Ступор проходит, пока я готовлю кофе. Пока плюсов у Кронглева больше, чем минусов. Он здоровый, симпатичный, с характером, а минус один. Он не вспомнил меня. Хотя я вроде как причина его расторгнутого брака.

— Ты упорствуешь, Вениамин. Из чего я делаю вывод, что все непросто. А где непросто, там серьезные люди с такими же проблемами по жизни. Плохо то, что они могут появиться и у тебя, и у твоей семьи.

Поднос в моих руках начинает дрожать.

Я слышала все от начала и до конца.

Разве можно угрожать людям при свидетелях? Это же каким надо быть отбитым?

— Ой, извините! — восклицаю, не придумав ничего лучше, чем напомнить о себе и опрокинуть содержимое подноса на колени посетителю. — Я не хотела!

— Черт! — выдыхает Кронглев, одним движением смахивая с темно-зеленой рубашки и черных брюк остатки кофе и кубики сахара.

— Надеюсь, ваши Фаберже в порядке?

— Ты долбанутая? Что у тебя вместо мозгов? Творог и сгущенка? Светлая ты, млять...

Он прикрывает глаза, делая над собой какое-то усилие.

— Вы в курсе, что тяга к обсценной лексике передается детям? — интересуюсь я, злорадствуя и заранее грустя на сей счет.

Глаза Кронглева распахиваются, и он смотрит на меня точь-в-точь, как на долбанутую.