Не пара - стр. 21

Здесь ничего нет для меня, мой дом совсем в другом месте. Моя мама француженка, а отец русский. После трехлетних скитаний из одной страны в другую родители обосновались в Париже и уже больше никуда не выезжали.

И когда мой близкий друг Жюль попросил меня переехать сюда на год и присмотреть за его рестораном, я думал неделю перед тем, как ответить железное «нет».

А потом случилось то, что заставило передумать. Вот уже одиннадцать месяцев и две недели я здесь, в практически чужой для меня стране.

Возвращаясь к Аксинье… Заколдовала, ведьма. Хороший сон – это основа всего, а девица меня его лишила.

По утрам у меня пятнадцатиминутная зарядка, прохладный душ, который заканчиваю контрастным, и только потом завтрак. Три яйца, ветчина из индейки, тост из цельнозерновой муки и кофе.

С наступлением холодов машину грею дольше. В это время обычно открываю рабочую почту, но сегодня обхожу «Ларгус» со всех сторон.

И что ей не понравилось в этой машине?

Путь до ресторана уже выучен мной наизусть. Тринадцать минут и семнадцать секунд. Иногда светофор перед последним поворотом может прибавить еще пятьдесят секунд, но я все равно укладываюсь в заложенные пятнадцать минут.

В девять ноль-ноль я открываю двери «Oh la la», а работать мы начинаем с двенадцати дня.

После меня приходит шеф, за ним его повара, потом официанты. Кроме Аксиньи. Этой девицы нет и в двенадцать дня, и в час, и в два.

Это к лучшему. Определенно.

Ну пришла вчера, ну взял ее на работу, сегодня-то другой день. Магнитное поле изменилось, принятые решения тоже. Я не хочу ее видеть здесь, и она, по-видимому, не горит желанием надеть униформу.

Мажорка.

Аксинья заявляется ровно в пять вечера. В шубке, на каблуках, с прической. От девицы пахнет чем-то вкусно-цветочным, что вызывает аппетит, но я не голоден в привычном понимании этого слова.

Взгляд останавливается на мне, а брови ползут вверх. Она как бы даже возмущается, что я так пристально изучаю злостную нарушительницу.

– Вы должны были прийти в первую смену, – смиряю недовольным взглядом.

Я ее ждал, как бы.

– Ой, – прикрывает ладошкой рот. Она как кукла с длинными ресницами и вздернутым маленьким носиком. – Я уволена?

Да! Да, Аксинья, ты уволена!

– Нет.

Девчонка расплывается в улыбке, и я читаю это в ее глазах. Серо-зеленых. Или серо-голубых. Они меняют цвет после каждой смены настроения.

Калейдоскоп какой-то. У меня в детстве такой был, и я ненавидел эту игрушку.

Провожаю ее до раздевалок, вручаю бейджик, куда вставил напечатанное имя, и жду, когда мадемуазель переоденется.

Минута, две… Десять. Не девчонка, испытание для моих нервов.