( Не ) настоящий парень - стр. 25
Его лицо едва заметно искривляется от сдерживаемых эмоций, а я снова заливаюсь густой краской. Опять ляпнула и не подумала, мы же мало говорили о сроках и условиях… или я просто пропустила эту часть, пока пялилась на эти его красивые глаза.
— Хорошо. Хорошо, — машу головой, как идиотка. И что тут добавишь? — Тогда завтра я напишу во сколько?
— Ага, — отрешённо соглашается Вова. Вытягивает из кармана солнечные очки и закрывает единственный источник цвета в образе. Закатывает рукава, являя татуировки, и спускается с крыльца.
Я наблюдаю за его расслабленной походкой и провожаю спину, пока она не скрывается за поворотом. Прислоняюсь к металлической двери парадной и несколько раз бьюсь об нее головой. Фантастический кретинизм. Просто вышка.
Когда поднимаюсь в квартиру, мама уже вовсю хозяйничает. Стол на кухне убран, папа сослан в ванную, она роется в шкафу в коридоре.
— Где у тебя постельное белье? Какой бардак, Зина, ничего не найти. Пакеты какие-то… — вытаскивает наружу Ангелинкины вещи.
— Это соседки, мам, я свое в комнате держу, — отбираю у нее вещи Гели и запихиваю обратно. У той реально везде бардак, но это от того, что она, та ещё хламовница, ничего не выкидывает. С ее запасом одежды можно одеть с ног до головы все Пруды. Были бы самыми модными.
— Завтра с утра встанем пораньше, сходим в магазин кое-что докупить, нарежем пару салатиков, — объявляет мама, пока я иду в комнату. — Я там утку мороженную привезла, надо достать ее из холодильника, чтоб к утру разморозилась. Жаркое поставим на горячее, — идёт за мной, расписывая банкетное меню. — Колбаски нарежем, грибочки откроем. Ну и хватит. Есть тут где приличный торт купить?
— Мы пирожные не съели, может их… — напоминаю, что к ним так и не притронулись за чаем. А я в дорогущей кондитерской их покупала, хотела удивить.
— Ну какие пирожные, нужен торт! — отрезает мама.
Я молча достаю чистое постельное и перестилаю кровать. Мама продолжает стоять над душой. Боже, быстрей бы пережить завтра.
Мамино "надо лечь пораньше, устали в дороге" перетекает в очередные два часа нравоучений и планирования завтрашнего дня. Тему "Вовы" она обтекаемо не касается, что меня по-прежнему настораживает. Когда родители, наконец, отправляются спать, я выдыхаю. Завариваю дико крепкий чай, достаю злополучные пирожные, и в гордом одиночестве, тишине и темноте, разрезаемой лишь светом экрана телефона, уничтожаю свидетельство своего очередного провала. Вкусно. И горько. Маму никогда ничего не удовлетворит.
Прикончив две кружки чая, две карамельные корзиночки и один эклер, я решаюсь написать Вове.