Не Люблю, или Шалости призрака - стр. 4
— Ты сдурела! — Виталий воззрился на меня, словно призрака увидел.
Ещё бы, впервые отхватил.
— Ничуть! На меня озарение снизошло, — улыбнулась ему. И, пока мой стопроцентно бывший от шока не оклемался, решила ретироваться. — Спасибо, — поблагодарила мужчину, оказавшего моральную поддержку. Та порой глоток свежего воздуха в заполненном чадом пространстве.
Развернувшись на пяточках, я устремилась прочь из кафешки. Подальше от любовницы мужа, его самого, от всей мишуры, в которую оказался замотан наш брак. Внутри всё клокотало от собственной смелости, позволившей врезать ему, пусть всего раз. Тогда как из глубины души уже рвалась на поверхность боль, побежавшая дорожками слёз по щекам. Рыдания подкатили к горлу. И я сделала единственное, что могла: свернула в лесистый парк, утопающий в предзакатных тенях, а там устремилась к наиболее тёмной аллее, на которой вряд ли встречу людей.
3. Глава 3
Я брела по полутёмной аллее парка, почищенной от вчерашнего снега, и умывалась слезами. Страдания резали на части столько хороших воспоминаний, что становилось ещё хуже от свалившейся измены благоверного. Тоскливо на душе, муторно. И хуже всего, что совесть неустанно пинала осознанием причастности к собственному унижению.
За три года супружеской жизни я и, правда, стала серой и безликой. Винить Виталия могла лишь отчасти. Чтобы некогда он не говорил, решения принимались мною. Под влиянием неясного порыва раздарила свои красивые наряды, оставив парочку «на выход», а потом покупала только то, что носили клуши, боявшиеся привлечь к себе внимание.
Стыд и срам, ей Богу!
Опозорилась по полной программе, отказавшись от ярких платьев и красивой обуви, от приталенных жакетов и мини-юбок. Даже куртка, которая на мне сейчас, что не мешок — уже чудо. Ужасный дизайн, но я купила это серое бесформенное убожество на радость мужу.
Ненавижу его!
Ещё больше ненавижу себя!
Вспыхнула яростью. Её сменила апатия. За нею последовало «вопреки всему», и снова нытьё о наболевшем. Так эмоции бешено скакали: от бравого стремления жить дальше на зависть всем до позорной жалости к себе. Раз за разом побеждало уныние, напоминая, какой яркой и эффектной была эта рыжая по сравнению со мною — серой мышью.
На аллее было почти темно. Аномально тусклые фонари в самом начале горели через один, отбрасывая неровные тени вдоль тротуара, а потом и вовсе исчезли. Вокруг очень тихо, а на параллельной дорожке, через пару метров сворачивающей в левую сторону, увидела электронные часы и температуру «минус два градуса».
То-то похолодало так резко.