(Не) люби меня - стр. 28
Кнутом его били далеко не первый раз. Он был плохим подданным императора, плохим придворным, плохим внуком. И шутки у него глупые, и язык без костей.
Конечно, последний раз (Ли искренне надеялся, что во всех смыслах последний) был самым суровым. Мать говорила, что заплатит палачу, чтобы он его не изувечил. Кьян Ли знал, что при желании палач может убить его одним ударом – просто попав по почкам. О, это страшная смерть – несколько дней агонии. За три удара палач рассекал кожу, мышцы и легкие. А если он взял бы не кожаный кнут, а тяжёлый, с цепью, то запросто мог и позвоночник сломать, а то и вовсе голову оторвать. Кьян Ли не раз присутствовал на казнях, и знал, что императорский истязатель – профессионал в своем деле.
Слова лекаря о том, что он владеет кнутом, сначала Ли насмешили, а потом он заглянул в холодные узкие глаза степняка и по-настоящему испугался. Этот не шутит. Он ведь сначала подумал, что Аяз врач – а врачам положено спасать людей, а не убивать их. Во всяком случае, в Катае врачи никогда не осквернят себя умышленным причинением боли кому бы то ни было. Они даже мух и жуков не трогают. Но Аяз не врач, он воин – и людей лечит, будто сражается с немощью и болезнью. И сам сражается, и других тренирует. Кьян Ли был совершенно очарован тем, как ловко степняк обратил его дефект в достоинство. Ему даже льстило стать объектом исследования, хотя сам себе он казался набитым соломой болваном, на котором бойцы оттачивают удары.
А вообще никогда он так быстро не вставал после порки. Неделя в постели – это был минимальный срок. После сотни плетей он был уверен, что умрёт, а тут на ноги поднялся на третий день, а на пятый – спина перестала кровоточить. Можно было уже просить у лекарей рубашку. Катаец никогда не отличался стеснительностью, но от взглядов, которые бросала на него лекарская дочка, его пробирала дрожь. Глупая девчонка, кажется, вздумала в него влюбиться! За что же ему еще и это наказание?
Заводить с ней отношения было нельзя, совсем нельзя – но даже если бы он внутри себя допустил мысль об этом, то теперь не позволил бы себе ничего лишнего. Кьян Ли не считал себя подлецом. Эти люди спасли его, вытянули из лап смерти, как могли облегчали его боль. Они ничего не требовали взамен. Это было для него внове и не могло не вызывать восхищения. Мог ли он быть настолько неблагодарным, чтобы задурить голову девчонке? И что из того, что она хорошенькая до невозможности?
Но как же тяжело не растаять под ее восхищенным взглядом!
– А можно потрогать твои татуировки? – робко спрашивает Лилиана, окидывая его плечи совсем не тем взглядом, которым полагается смотреть невинной девице. – Почему именно змеи, да еще такие уродливые?