(не) истинные. Попаданка для змея - стр. 10
На миг что-то дрогнуло в Мариусе. Когда он увидел испуг на красивом личике Мэллин. Неподдельный, искренний… И замер в ней, ощутив, как туго она сжалась вокруг его пальцев. Всего нескольких, он же не втолкнул в нее полную ладонь. Но Мэллин обхватила его собой плотно, почти в спазме. Ее зрачки расширились так пьяняще, от желания. И Мариус чувствовал: эта девочка не просто боится. Она еще и хочет его.
– Тише, тише… – успокаивающе шепнул Мариус на ухо Мэллин и медленно двинулся пальцами в ней, а она со стоном подалась вперед, навстречу. – Ты такая влажная… Такая сладкая, моя девочка. Прекрасное создание.
«Столь же прекрасное, сколь лживое…» – Мариус стиснул зубы и продвинулся еще, но не слишком глубоко, выглаживая вход медленными ласкающими движениями. Заставляя Мэллин расслабиться и потечь против ее воли.
– Ты моя, – проговорил Мариус жестко, беспрекословно.
Он заглянул ей в глаза. Ему хотелось прочесть в них правду. Правду, что она… его истинная. И ждала только его.
«Что за бред?!» – рыкнул Мариус сам на себя зло и выдернул из Мэллин пальцы. Перехватил за талию, с силой потянул, почти насаживая на себя.
– Чувствуй меня! Ты принадлежишь мне! – его шипение стало змеиным, зрачки сузились, Мариус мало контролировал себя.
Весь пресловутый контроль трещал по швам, змей уже вот-вот был готов вырваться наружу. И если он-человек жалел Мэллин, то змей не пожалеет.
Мэллин протяжно застонала. Хотя… эти стоны уже напоминали скулеж. Пошлый. Просящий. Голова закружилась, она ухватилась за широкие плечи Мариуса, сама не заметив, как слегка оцарапывает их. Он что-то творил с ней. Своим вкрадчивым голосом, то медовым, то жестким. Своими ласками, которые так распалили ее, а теперь внезапно прекратились. Мэллин туго сжалась внутри несколько раз подряд. Будто само тело протестовало этой пустоте, ныло по ощущению наполненности. Она стала чувствительной до боли и всхлипнула, когда Мариус дернул ее к себе. На нем еще были брюки, но она чувствовала, как они натянуты. Еще бы! Ведь обвила его ногами, как последняя шлюха! Но не смогла удержаться, чтобы не потереться о него низом живота, влажная, горячая, сладко выдохнувшая и изогнувшаяся от одного этого.
– Я не буду… никому принадлежать, – с трудом говоря, Мэллин облизнула горячие губы, едва дыша. – Ни тебе, ни тем братьям, ни кому угодно…
– Ах, значит, братьям?! Никак забыть о них не можешь?! Настолько впечатлили тебя там, в шатре?! – слова Мариуса стали едва различимы, они превратились в настоящее змеиное шипение.
Ревность огнем прошлась по его венам, плавя человечность в нем, оставляя лишь змея. Безжалостного, сильного, жестокого. Способного и убивать. И брать то, что ему принадлежит, как захватчик. Больше не было в нем человека. Ласкового. Доброго. Нежного. Способного на сострадание и жалость. Нет. Только змей.