Не хочу властелина. Верните мужа! - стр. 18
Моя свобода зависит напрямую от ее настроения. Нажалуется властям – и меня могут объявить сумасшедшим и запереть. Хорошо, что она хочет вернуть мужа, значит, я могу рассчитывать на ее помощь. Лучше иметь союзника, разбирающегося в здешних реалиях. А женщин у меня целый гарем. Вернусь – и будет кому усладить мой изысканный вкус.
Ситуацию осложнял ребенок. Я не умею обращаться с детьми! Если случайно обижу или расстрою девочку, меня ее мать растерзает и не будет колебаться, выставляя из дома. Подруга уже предложила выметаться за дверь, и неприятно было осознать, что идти мне некуда.
Боги! Чужой мир, чужое тело, ни капли магии… Наверное, я кого-то сильно прогневал, считая себя непобедимым и заскучав. Какой смысл собирать войска, когда можно явиться с небольшим отрядом и своей силой смести любую армию. Но в последнее время даже бунтов не было.
Харон. Он подбивал меня расширить границы империи, заняться завоеваниями, но даже этим заняться мне было лень. Кровь больше не кипела в битвах. Стоило мне появиться, как противник складывал оружие. Или умирал.
О чем же мы говорили с Хароном в нашу последнюю встречу? Бродяга, путешествующий по миру… Этот пройдоха забавлял меня и нравился тем, что не боялся, хотя и был довольно слабым магом. Зато наглости хоть отбавляй. Чего стоит наша игра в кости, когда я проиграл и в качестве выигрыша Харон потребовал объявить его богом.
Я был изрядно пьян, и мне это показалось забавным. Потому мои тайные шпионы понесли в народ слова о великом забытом боге. Молва ширилась, и вскоре люди стали тайком ему поклоняться, а потом уже открыто потянулись в построенные храмы. Я издевательски хохотал над людской глупостью и сам чувствовал себя немного богом, заставив верить в придуманного мною идола.
Так о чем же мы с ним говорили вчера?
Я замер на вытянутых руках над полом, пытаясь вспомнить, но мускулы уже дрожали от напряжения, не выдерживая моего веса, и я рухнул на пол.
Глава 5
Сколько себя помню, с детства постоянно пропадала в спортзале. Я там даже умудрялась уроки учить: дома это делать было невозможно. Мать меня воспитывала одна, отца я не помню. Он сбежал, как только узнал о беременности, и найти меня не пытался даже через годы. Мать старалась устроить личную жизнь, меняя кавалеров, и часто меня выгоняла во двор гулять, чтобы не мешала. С каждым годом мать становилась все непритязательнее к кавалерам, а число бутылок от водки под раковиной все росло.
Хорошо, меня соседка из нашего дома жалела и, чтобы я не мерзла на улице, звала с собой в спортзал неподалеку, где она уборщицей работала. Я ей помогала чем могла, бегала принеси-подай для всех. Ко мне привыкли, бутербродами подкармливали и даже вещи подбрасывали иногда, зная, что я из неблагополучной семьи. Бабушка моя тоже маму вне брака родила и умерла от пьянства, замерзнув в мороз, так что на нашу семью всегда косились. А шепотки «дурная наследственность» или «дурная кровь» мне постоянно летели в спину.