«Не чужие» и другие истории - стр. 29
– Кто сказал, что музыкантов нужно расстреливать, как только им исполнится тридцать? – вздохнул Валентин, подпирая голову рукой. – Это мудро. Но еще не поздно… И я это сделаю. Я уже сказал им, что мне надоел весь этот балаган.
Шуберт не знал, как вести себя: утешать толстяка или поддакивать. Но тут продавщица принесла туфли. И это были как раз такие туфли, о которых он мечтал, изящные, красивые, крепкие. Их носки матово блеете-ли, как носы двух добродушных породистых собак. Они отлично уселись по ноге, словно говоря: «А вот и мы, хозяин, рады служить!» Одетый и обутый, разглядывая себя в ресторанном зеркале, Шуберт чувствовал смятение. Впервые в жизни ему нравилось то, что он видел. И в этом был парадокс – толстяк, в душе которого разладились все струны, настраивал гармонию чужой судьбы.
– Первое отделение концерта можно считать исполненным, – решил довольный Валентин. – Теперь осталось заехать в ювелирный и купить цветы. Добро пожаловать на бал!
«А потом, после этого бала, – хотел спросить Шуберт, – что мы будем делать?» Но он не владел искусством задавать нужные вопросы и снова промолчал.
Меньше чем через час, с запеленатым в целлофан букетом, с бархатной коробкой в кармане пиджака Валентина Сергеевича, они подъехали к старинному дому на набережной. Шуберту передалось волнение, охватившее его спутника. Тот вытирал платком лысеющую голову и ворочал шеей, словно ему стал тесен воротничок рубашки.
– Как я выгляжу, достаточно ужасно? Как человек, который два дня не брился и не менял белье? Впечатляющий случай хаоса?.. Отвратительный запах пота и секса? Хочу их немного расшевелить! Да, только не поддавайся на ее любезность, всё это маскировка. И не говори, что ты обожаешь ее с самого детства. Опасно для жизни!
Вошли в подъезд с камином и мраморной лестницей, какие Шуберт видел только в кино, и тут же сверху их окликнул мелодичный женский голос. Валентин схватил его за руку и взбежал по ступеням, тяжелый и стремительный, как корабль.
– Теодор, мой студиозус, – воскликнул он, приподнимая Шуберта вместе с цветами, словно куклу в подарок. – Анна, моя жена.
Женщина протянула руку, и Шуберт пожал ее, хотя от страха не различал почти ничего, кроме шуршания обертки букета и аромата жасминовых духов.
– Мы уже начали, – проговорила она очень спокойно, – не знали, ждать тебя или нет.
– Разве ты не обещала ждать меня всю жизнь? – нарочито удивился Валентин.
– Ты меня с кем-то путаешь, как обычно.
В прихожей, под светом хрустальной люстры, Шуберт узнал ее и почувствовал, как душа уходит в пятки. Она была ослепительно молода и еще красивее, чем на экране. Невозможно было поверить, что дошкольником он смотрел фильмы, в которых она уже играла несчастливых жен и самоотверженных любовниц.