Не бойся, тебе понравится - стр. 57
Я обрабатываю его раны неторопливо, со стороны может показаться, что я растягиваю извращённое удовольствие лицезреть увечья. Наверное, это примерно так и есть, потому что я впервые могу бесперепятственно рассматривать так близко его лицо: видеть едва заметные тонкие шрамы, полученные в неравных боях, смотреть, как подрагивают его ресницы, как густые брови непроизвольно чуть хмурятся, когда ватный диск касается очередной ссадины.
Он красивый. Не той смазливой красотой, что зачастую нравится девчонкам моего возраста, его красота не в правильности черт, не в ярких акцентах. Его красота какая-то... грубая. Он - мужчина. И рядом с ним внутри меня вдруг начала рождаться женщина. Ловлю себя на мысли, что смотрю на его губы слишком пристально и фантазии мои сильно далеки от благопристойных.
Совершая механические движения рукой по стёсанной скуле, нагло опускаю глаза ниже и осматриваю его спрятанный под чёрной футболкой пресс, и даже, - О, боги! - стреляю взглядом чуть ниже внушительной пряжки ремня.
- Туда меня не били, обрабатывать не нужно, - произносит он, и я вспыхиваю кремлёвской ёлкой.
Боже, как же стыдно!
Неловко дергаюсь - банка с перекисью падает на пол, растекаясь лужей под подошвами наших кроссовок.
Он смотрит на меня с иронией и улыбается. Не губами, нет, вместо его травмированных губ это делают его шоколадные глаза.
- Да пошёл ты, - парирую не слишком уверенно и с приличным опозданием.
А теперь пришла очередь улыбаться и губам... И кто бы мог подумать, что такая обычная эмоция как человеческая улыбка способна разогнать кровь похлеще чем вагончики на американских горках.
Неожиданно улыбаюсь тоже и смотрю на его пораненные губы, на краешек белоснежных зубов.
Разве может улыбка избитого мужчины вызывать такие эмоции? Глубинные, слишком чувственные, затрагивать чересчур интимные струны моей заскорузлой женственности.
Теперь я понимаю, что нашла в нём Мия. Что нашли в нём все, кто тайно вздыхает по Эмилю Ветрову...
И он смотрит на меня в ответ, очень пристально и его взгляд загорается каким-то дурным огнём. Слишком... мужским.
- Ветер, ты тут? - в дверь появляется Гарик и осекается, когда видит нас вдовоём. Не знаю, что в этот момент читалось на наших лицах, но лицо Гарика буквально перекосило. - А чего это вы тут делаете, дети мои? - рисует улыбку и входит в раздевалку.
У Гарика потрясающе открытая улыбка, но это просто улыбка, каких тысячи. Она красивая, но... пустая, как выпотрошенная тыква на Хеллоуин.
- Оу, у вас тут медицинский кабинет, - присоединяется, подняв с пола тюбик вытеченной перекиси. - Лея, - "играет" бровями, - я тоже сильно ранен. Вот сюда, - трогает рукой левую половину груди. - Не обработаешь мне раненное тобой же сердце?