Не ангелы - стр. 22

– Могу спросить то же самое.

– Думаю… Твоя жизнь была бы гораздо спокойнее.

– Дурак ты, Ди.

– Тоже мне – новость, – он помолчал и добавил уже тише, – я ведь совершенно потерян. Мой смысл – не знаю в чём и где. В заботе о Ли? В поддержке отца? В его бизнесе, который обязательно станет моим? Я даже влюбиться не могу – смотрю на девчонок и ничего. Понимаешь? Хоть бы одна встревожила да затащила бы в постель. Просто так. Ради забавы и интереса. Но нет! Пустота, Илюш…

– Ты на нервах, Динарчик…

– И что? Это ведь ненормально. Может, я вообще болен?

– Чем интересно?

– Не знаю. Фригидность? Или как там…

– Иди ты… Импотент восемнадцатилетний.

– Вот ты зараза!

– Скажи ещё, что ты ко мне со всей душой, а я… – мне было понятно, что он шутил, как бывало мы издевались друг над другом, когда были помладше. Маскировал боль, тревогу и нежелание говорить о серьёзном. Откровенничать Ди не любил, но отчаянно в этом нуждался. Пусть так, через шутки и подколы.

– Илюха… – Ди резко сел, повернулся на постели и захватил меня руками, крепко сжимая в неловкой попытке обнять.

– Да знаю я всё… Знаю, Ди… И очень за тебя боюсь. Ты же брат. Брат!

– До конца?

– Конечно.

– У меня есть два человека, которых я действительно люблю, – внезапно заговорил он так тихо, что я едва различал слова. – Это Ли и ты.

Я только опустил голову и, ухватившись за его ладонь, крепко сжал. Не было смысла говорить, что я в этом мире любил только родителей и Динарчика. Мама иногда подшучивала над нами, говоря, что в утробе она, вообще-то, носила меня одного, но, похоже, в роддоме серьёзно ошиблись, и у неё всё же два сына. Причём не близнецы, а зеркальные отражения друг друга. Мы с Ди и, правда, были словно фотография и её копия в негативе: у меня светлые волосы, вечно лохматые и непослушно-прямые, от чего не помогало ни одно средство, кожа бледная и телосложение худощавое, да и весь я представлял собой несколько потрёпанного жизнью акселерата, совершенно неопределённого возраста от пятнадцати до двадцати. Динар, так же выделяясь ростом, был моей противоположностью с тёмными чуть, вьющимися волосами, всегда лежащими крайне аккуратно и несколько вычурно, смугловатая кожа, мускулистая фигура, как ходячая реклама спортзала, в который он заглядывал от случая к случаю, и, конечно, светло-карие глаза. Чёрное и белое. Плюс и минус. Суровый и холодный характер, мягкий и податливый. Громкий и тихий. Пастух и его овца. Вернее – барашек.

– Слышишь? – встрепенулся он. – Кажется, дверь!

– Отец?

Динар не ответил, вскочил с постели и поспешил в прихожую, я последовал за ним. Надежда Владимировна нас опередила и уже стояла с растерянным видом перед своим нанимателем. Он же, всегда серьёзный и несколько грозный, сейчас напоминал скорее детоубийцу, чем взрослого, адекватного человека. Лицо, напоминающее сильно постаревшего Динара, посерело и осунулось, вместо привычного прямого взгляда, выражающего скорее пренебрежение, чем внимание, взгляд обезумевшего зверя.