Не американская трагедия - стр. 19
Имей немцы хотя бы малейшее сомнение, выставь посты – возможность наших героев была бы исчерпана до предела.
В условленном месте Зою и Мишу ждали. До места встречи шли на подсознании: от ствола к стволу едва дотащились. Зоя падала – Миша ей помогал. Они падали оба, но снова и снова вставали и шли. Их уже не ждали, лишь выжидая условленное время – отсюда была слышна перестрелка. Дальше их несли на самодельных носилках – этого они уже не помнили.
Миша бредил – он извивался в желании растереть Зоино тело – перед глазами чередовались беленькие бугорки и чёрный потолок землянки – предметы извивались змеями. Им сделали всё, что было в возможностях партизанской медицины. Оставалась лишь всеобъемлющая надежда на неисчерпанные резервы молодого организма. Зоя больше не проснулась…
Сегодня она лежит на партизанском кладбище в глухом лесу, совсем недалеко от любимой бабушки. Миша выкарабкался, выдюжил болезнь.
С окончанием войны на могиле Зои не увядали цветы. Теперь в этих местах выросло новое поколение – не стало Миши. Не часто, как хотелось бы, но в памятные дни печальный бугорок Зои вновь оживает людской памятью.
В долгожданный день Победы Мише исполнилось 19 лет. Но ещё раньше, после освобождения Белоруссии, его призвали в действующую армию. На фронт он не попал. До конца службы Миша восстанавливал разрушенные войной железнодорожные мосты.
Часть 2. Вера, Надежда, Любовь
Если б мне всемогущество было дано –Я бы небо такое низвергнул давно!
Верочка
Глава 1
– Ваши мама дома? – незлобно, но возбуждённо выдохнул носатый грузин, вывалившись из своей «Победы».
На спокойном всегда, неоживлённом перекрёстке волею судеб встретились пятилетний белобрысый мальчонка и одинокая машина. Неизвестно, кто испугался более: мальчонка или взопревший в одно мгновение водитель. Переднее колесо машины мягко прокатилось по пальчикам маленькой пухленькой ножки, не причинив видимого вреда, лишь оставив оттиск протектора на лёгких летних сандалиях ребёнка.
– Паслуши, кацо, как можьна пускать ребьёнка дарогу? – сердито пропыхтел покрасневший, как бурак, грузин, обращаясь к предполагаемым родителям.
Справившись с охватившим его оцепенением, он усердно вытер платком выступившую на лысой голове испарину. В машине он был один.
Редкие провинциальные прохожие, всегда жаждущие зрелищ, начали собирать толпу зевак, где каждому вновь прибывающему пересказывали случай, с каждым разом, фантазией рассказчика, обрастающий новыми деталями. Стоило водителю ступить ногой на землю, замерший до сих пор как вкопанный мальчонка схватился и со всех своих полненьких кривеньких ножек дал стрекача в сторону угловой усадьбы. Мальчонка с лёту шлёпнул двумя ладошками в гуднувшую набатом железную калитку, всполошив опёртую на изгородь, наливающуюся плодами тяжеловесную ветвь цитрусовых. Грузин в недоумении возвёл вверх две руки, поохал некоторое время, жестикулируя на публику и в конце концов, осознавая: слава Богу, всё обошлось благополучно. Напоследок, продолжая жестикулировать, эмоционально ругнулся, спасая свой престиж водителя, плюхнулся на сидение и очень медленно покатил восвояси. А мальчонка замер с другой стороны забора, сквозь щель наблюдая за событиями на дороге, готовый при малейшей необходимости спрятаться в лабиринте построек хозяйского двора. Собравшиеся на перекрёстке, явно озадаченные прозаичностью концовки, начали под громкие реплики расходиться.