Назад в СССР - стр. 19
Прощание было коротким. Прощальные речи командования лаконичны, торжественны, с придыханием: мол, погибли смертью храбрых наши товарищи при выполнении воинского долга по охране государственной границы СССР, показав пример несгибаемости, мужества и преданности Родине; сохраним в наших сердцах память о геройски погибших; выражаем глубокое уважение и сочувствие родителям, соболезнуем и скорбим вместе с вами…
Родители слушали высокие слова, вытирали слёзы, поднимали головы, их сердца наполнялись гордостью за своих сыновей-героев, отдавших жизнь за Родину.
Мне невыносимо больно было смотреть в глаза Борькиных родителей, в которых, казалось, застыл немой вопрос: вы нам правду говорите или чего-то недоговариваете? Сердца родителей чувствуют фальшь, и командование приложило все усилия, чтобы скрыть от них правду, которая, возможно, оказалась бы для некоторых убийственной.
Сердце моё разрывалось, в глазах стояли слёзы. Но я тогда не решился, предательски опустив голову, молча проплёлся мимо. Родители верили всему, что было сказано, гордились своими сыновьями, считали их героями. Имел ли я право в тот день, как тот карниз, обрушить эту их веру? Не знаю…
Много лет прошло с того скорбного дня, но до сих пор укоряю себя, обвиняю в трусости и малодушии. И этот печальный рассказ, возможно, есть итог моих сомнений и переживаний, дань памяти, вызревшая, вырвавшаяся наружу боль, требующая: расскажи людям, как всё было, без намёков, без утайки, прямо и честно! Об этом же давно просят меня во снах и те трое. Слышу – кричат, взывая к моей совести: «Мы погибли нелепо, глупо, не в бою, не так, как могли бы, как должны были, как мечтали, если уж суждено было нам безвременно умереть! Виноваты не только и не столько мы, как это пытались представить. Нас убили Халатность, Показуха, Равнодушие, и эти преступники не названы, не наказаны, не покаялись, по их вине до сих пор погибают такие же, как мы. Расскажи о нас правду!»
Могила Бориса находится на старом кладбище нашего посёлка, недалеко от могилы моей бабушки, Анастасии Михеевны. В редкие приезды стою перед его могилой недолго. Не могу. Стыдно и обидно. Тогда, в декабре 1972-го, вернувшись домой по окончании срочной службы, встреч с его родителями избегал, опасаясь страшных и мучительных для меня вопросов. По этой и некоторым иным причинам пробыл дома недолго. Через неделю, собрав в дембельский чемоданчик свои вещи, попрощавшись со всеми, словно убегая от самого себя, шагнул в поезд и уехал в другой город, где живу и поныне. Но живу ли? Может, только существую с этой тяжкой ношей…