Навеки твой, Лео - стр. 21

– Кейли, я не думала, что это возможно, но ты стала еще красивее. Боюсь, что положение Золушки становится небезопасным.

Она хихикает.

– Нет, Спящей красавицы! Я хочу быть Спящей красавицей!

– Ладно, значит, у Спящей красавицы серьезные неприятности. – Я осторожно опускаю ее на пол и шепчу: – Я принесла шоколадные кексы. Если хорошо пообедаешь, дам тебе самый большой. – И подмигиваю.

– Хорошо, тетя Эви, – заговорщицки шепчет она в ответ. И с этими словами убегает дальше играть со своими Барби, которых побросала на пол, когда я вошла.

Николь, проверявшая что-то вкусно пахнущее в духовке, открывает принесенную мной бутылку вина, достает из буфета два бокала и начинает разливать.

– Давай выкладывай, – говорит она, когда Майк спускается по лестнице с влажными после душа волосами.

– Эви, – кричит он мне. – Как дела? – Он заходит на кухню и быстро обнимает меня. Мне нравится Майк. Хороший парень, добрый, один из лучших.

– Дела у нее великолепны, – перебивает Николь. – Она встретила парня. Как раз собирается рассказать подробности. Ну же. Давайте присядем.

– Нет, серьезно, ребята, – говорю я. – Ник, ты придаешь этому слишком большое значение. Это просто невероятно красивый, забавный парень, с которым я познакомилась после того, как он преследовал меня всю прошлую неделю. – Я плюхаюсь на диван, ставлю свой бокал на журнальный столик, беру лежащий там журнал «Пипл» и начинаю лениво листать его, чтобы позлить их.

Николь и Майк не могут усидеть на месте. Они стоят посреди гостиной и смотрят на меня.

– Что? – кричит Николь. – Преследовал тебя? Зачем? Стой-ка! Откуда ты знаешь, что преследовал? Это правда?

Майк молчит, но смотрит на меня так, будто немного растерян и рассержен. Оба садятся на диванчик напротив меня.

Я кладу журнал и беру свой бокал.

Я думаю обо всем, что произошло за последние сорок восемь часов, и внезапно чувствую себя ошеломленной. Делаю большой глоток красного вина и слегка хмурюсь. Если уж выкладывать, то выкладывать все.

– В общем, так, ребята. Пожалуй, я начну с самого начала.

Николь взглядывает на часы и пялится на меня так, как будто я сейчас расскажу, где похоронен Джимми Хоффа[1].

– Ужин будет готов через двадцать минут. Валяй. – Их глаза прикованы ко мне. Я действительно очень люблю их обоих. И давно должна была рассказать им о своем прошлом. Но мне так хотелось, чтобы прошлое осталось позади.

– Вы же знаете, я выросла в приемной семье, – начинаю я. – Я никогда не объясняла почему, но дело в том, что моя мать была наркоманкой, готовой на все, чтобы получить дозу. Ее никогда не интересовало, где я, есть ли в холодильнике еда, есть ли у меня чистая одежда. И ей было совершенно все равно, кого приводить домой на свои вечеринки, то есть ее не заботило, с какими извращенцами мне приходилось иметь дело. Пару раз ей приходилось наблюдать, как некоторые ее парни вели себя со мной совершенно неподобающе. – Я делаю еще один большой глоток вина. – Конечно, она бывала в такой отключке, что трудно сказать, видела ли она это на самом деле. К счастью, я умела прятаться, когда на нее находило и гудеж шел несколько дней кряду. Я пряталась в шкафу, под кроватью, в общем, всюду, куда могла поместиться и где чувствовала себя в безопасности. – Я смотрю на Николь: у нее потрясенный вид, в глазах блестят слезы. Лицо Майка застыло, взгляд устремлен на Кейли, которая играет со своими куклами в столовой, вне зоны слышимости.