Наваждение - стр. 2

Прежде чем я успеваю подумать о том, почему она так смотрит на меня, мой отец говорит отрывистым тоном, – Мила и я должны сделать объявление, и мы хотим, чтобы вы двое услышали его от нас первыми.

Громов смотрит на меня, но я не могу заставить себя смотреть в его сторону. Вместо этого я стою парализованная, боясь сделать вдох, наблюдая, как его мать тянется к руке моего отца и накрывает ее своей, а затем смотрит на него, прямо сияя.

Боже мой.

Это как наблюдать за двумя поездами, движущимися в замедленном темпе к неизбежному столкновению. Я знаю, что собирается сказать мой отец, еще до того, как он это скажет, но я просто не могу заставить себя поверить в это.

– Нам удалось скрыть это от прессы, но мы планируем сделать объявление в ближайшее время, – он прочистил горло.

Нет, нет, нет.

– Это может стать шоком для вас.

Это он ещё приуменьшил, пронеслось в моих мыслях, а он продолжил.

– Мила и я встречаемся уже некоторое время. И мы поженимся.

Боже мой. Я потеряла девственность со своим новым сводным братом.

Меня сейчас стошнит. У меня кружится голова, я отстраняюсь от всей ситуации, как будто наблюдаю за происходящим снаружи своего тела, они втроем выстроились передо мной, ожидая моей реакции. Что-то вроде эмоциональной расстрельной команды.

Мне кажется, ещё чуть-чуть и я упаду в обморок. Я только один раз потеряла сознание. Это было во время одного из приемов химиотерапии моей матери. Я настояла на том, чтобы пойти, несмотря на ее протесты, что мне нужно учиться в школе, что я в восьмом классе и скоро мне придется бороться за место в одном из престижных университетов. Очевидно, это было предлогом, ее способом укрыть меня. Но даже тогда, несмотря на попытки родителей скрыть от меня, а может быть и от самих себя, тяжесть болезни моей матери, какая-то часть меня знала, что она умирает.

Не отключайся, говорю я себе. Не перед ними.

– Очевидно, что многое нужно принять, – говорит мой отец.

– Очевидно, – как попугай повторяю я.

Отец откашливается, – Роман только что сказал, что хорошо знает тебя, вы вместе учились.

Я прищуриваюсь, глядя на Громова, надеясь, что моего убийственного взгляда достаточно, чтобы заставить его замолчать, потому что я не знаю, что собирается сказать этот непредсказуемый осел.

Он в ответ мне ухмыляется и это заставляет меня думать, что ему смешно на всю эту ситуацию.

Вот дерьмо. А что, если он знал о наших родителях раньше. . . Эта мысль вызывает новую волну тошноты.

– Этот город, не такой уж и большой, – говорит Громов, – Все всё про всех знают. Это практически инцест.