Наваждение - стр. 18

Она громко вздыхает и качает головой, – Серьезно, Громов, мне не нужна твоя чушь прямо сейчас. Я не в настроении. Я ухожу.

– Хочешь компанию?

Ее бровь поднимается, – Ты, блядь, шутишь?

– Я не придуриваюсь. Правда, – защищаюсь я. В ней есть что-то такое, что, кажется, выводит меня из себя.

– Ты хочешь, чтобы у брата и сестры было время сблизиться? – спрашивает она.

– Я хочу выбраться отсюда, – говорю я уклончивым тоном.

– Хорошо, – она перекидывает сумку через плечо, и я следую за ней к входной двери. На этот раз за главными воротами стоят трое фотографов, которые курят, слоняясь без дела, и быстро встают, направляя свои камеры на нас, когда мы приближаемся.

Катя тихо ругается, когда мы выходим, – Неужели им больше нечего делать?

– Роман, Екатерина, вы действительно ненавидите друг друга? У вас есть для нас комментарий?

– Занимайся своими делами, – говорит она, – Серьезно. Смотри, мы стоим прямо здесь, не так ли? Почему бы тебе не сфотографировать нас вместе. Мы друзья. Это мой комментарий.

Я кладу руку ей на плечо, – Улыбайся в камеру, – я поднимаю большой палец вверх, и Катя смотрит на меня, наконец срывая улыбку, прежде чем тоже поднять большой палец.

Фотографы закатывают глаза, и мы поворачиваемся и быстро идем по тротуару два квартала, прежде чем кто-либо из нас произносит слово. Затем Катя засмеялась. Звук легкий, мелодичный. Я смотрю на нее, потому что не помню, что слышал ее смех . Она язвительная, да, но она такая чертовски серьезная. Как только она начинает смеяться, она не может остановиться, сгибаясь пополам, и ей приходится вытирать слезы с глаз.

Когда она останавливается, она смотрит на меня, – Что? – спрашивает она.

– Ты смеёшься как сумасшедшая, – и она просто пожала плечами.

Я вытаскиваю пачку сигарет, и она смотрит на меня, – Сигаретку? – спрашиваю я её.

Она качает головой, – Я так понимаю, что вы тоже едите к нам в летний дом? Почему ты слушаешь свою маму, а не поедешь куда ни будь отдыхать?

– Моя мама держит для меня счёт для моего будущего, так вот, если я буду послушным мальчиком, то она его переделает на моё имя, – говорю я, – А правда, что тот дом принадлежит твоей матери?

Она пожимает плечами, – Это было ее любимое место. Когда я была ребенком, мы с мамой отдыхали там каждое лето.

– И он везёт туда Милу, – говорю я, – Это хуёво с его стороны.

– Ничего страшного, – отвечает она, но я вижу, что она лжет, – Твоя мама кажется неплохая женщина. Но мне тоже, странно, что ты называешь ее по имени.

Мы стоим возле входа в метро, – Ты имеешь в виду, вместо мамочки? – спрашиваю я, – Куда, черт возьми, мы идем? – я мечтаю покурить, хотя прошло всего десять минут с последней затяжки. Катя заставляет меня нервничать. Или, скорее, я чувствую раздражение из-за того, каково было видеть ее, стоящую рядом со мной, с небрежно перекинутой рукой через мое плечо. А может быть, я раздражён, потому что я не трахался уже десять дней.