Научные сказки периодической таблицы. Занимательная история химических элементов от мышьяка до цинка - стр. 57

В течение какого-то времени каждое открытие нового химического элемента вызывало восторженную реакцию со стороны Менделеева, так как оно вписывалось в его грандиозную систему. Однако со временем были разработаны более усовершенствованные и сложные методики, с помощью которых стало возможным открывать новые элементы с непредвиденными характеристиками, и их не так легко было вписать в менделеевскую структуру. Открытие Уильямом Рамзаем инертных газов, начиная с аргона в 1894 г., стало первым испытанием периодической таблицы спустя 25 лет после ее триумфального подтверждения. Менделеев установил на основе расчета атомных весов, что между щелочными металлами и галогенами существуют пропуски, но отсутствовало целое семейство элементов, и было сложно представить, как скорректировать таблицу. В издании его книги 1895 г. звучит нотка скепсиса по поводу первых сообщений об открытии аргона и гелия. За этим последовала резковатая переписка между двумя учеными. Поначалу Менделеев отвергал претензии Рамзая на открытие нового элемента и предполагал, что его новый газ аргон – попросту тяжелая форма азота. (Подобно тому, как озон является формой кислорода, содержащей три атома вместо двух, так и подобная мнимая трехатомная молекула азота была бы в полтора раза тяжелее обычной двухатомной молекулы азота, близкой к весу обнаруженного Рамзаем аргона.) Но когда Рамзай добавил один за другим еще несколько элементов сходного типа: вначале гелий, затем неон, криптон и ксенон, Менделееву пришла в голову идея, что их можно включить в его систему, просто добавив новую колонку с самого края таблицы. Как ни удивительно, складывается впечатление, что именно неудача Менделеева с предсказанием существования инертных газов стала главной причиной того, что нобелевский комитет решил не присуждать ему премию по химии в 1906 г., когда этот вопрос был в конце концов поставлен на рассмотрение.

Открытие радиоактивного распада элементов Марией Кюри и другими, имевшее место в последние годы жизни Менделеева, внесло еще больший хаос в его систему элементов. Какой смысл помещать элементы в соответствующие клеточки, если, отбросив несколько субатомных частиц, они могут перепрыгивать из одной клеточки в другую? Как-то Менделеев решил дать бой спиритизму, который, по его мнению, стоял на пути научного прогресса у него в стране. И вот теперь, в 1902 г., посетив лабораторию Кюри, он почувствовал, что вновь столкнулся с некими дьявольскими силами, которые не без злости назвал «духом в материи».

Менделеева часто характеризовали как мистика и пророка, но это больше относится к его сибирскому происхождению, бурному темпераменту и всклокоченной бороде, чем к профессиональной деятельности. Его прижизненные портреты тоже мало что могут нам сообщить о нем: на одном из них ученый изображен сидящим в кресле с раскрытой книгой у самого лица и зажженной сигарой в руке. Менделеев был блестящим создателем периодической системы элементов, уверенность в правильности которой позволила ему оставить в ней незаполненные места. Однако периодическая система представляла собой вполне рациональную гипотезу, основанную на научных данных, и никакого отношения к пророчествам не имела. Вся его деятельность всегда строилась на рациональном подходе к миру, будь то борьба со спиритизмом, советы по развитию национальной экономики или рекомендации по поводу проведения сельскохозяйственных реформ. Полный самых разнообразных идей, Менделеев тем не менее по природе был консерватором и для многих ассоциировался с тогдашним российским официальным истэблишментом. Последним штрихом в завершение портрета Менделеева-консерватора стало назначение его в 1893 г. руководителем незадолго перед тем созданной палаты мер и весов.