Научи меня жить - стр. 11
Костя повернулся, подмигнул ей, как когда-то в детстве и разлил по чашкам чай, то высоко поднимая чайник, то опуская его к самой чашке, а Вика сидела, завороженная этим таинством и не могла проронить ни слова. Будто какая-то невидимая нить, что была натянута до предела, наконец ослабла, и она смогла вдохнуть хоть чуточку легче.
В тот вечер она осталась у друга. Они просто молчали и думали каждый о своем. Лишь изредка Костя прерывал молчание чем-то вроде:
"Я не мог тебе сказать, прости" или " А про пацана я только недавно узнал".
Но, натыкаясь на отсутствующий взгляд, снова замолкал. Все это звучало так жалко, словно это он налево пошел, а теперь ощущал за собой вину. А потом Костя и вовсе ушел в комнату, готовить Вике спальное место, ведь отпускать ее сейчас куда-то было и правда страшно.
Вика лежала и смотрела на темный потолок, который иногда разрезали белые полосы света от фар проезжавших мимо машин. Рядом на диване тихо посапывал Костя, изредка переворачиваясь с боку на бок. А Вика все думала о том, как поступила бы на месте Кости? Смогла бы рассказать или носила бы все в себе в надежде, что правда никогда не выплывет наружу? На этот вопрос у нее не было ответа. Ведь она сама придерживалась политики, что в этом деле третий всегда лишний и заочно виноват.
Бронников за весь вечер звонил несколько раз, спрашивал как она, ни слова не говоря о Максе. Значит, без изменений, и это тоже не плохо. Не плохо ведь?
А Виолетта? Кто она? Бедная девочка, попавшая под обаяние ее мужа или фанатично влюбленная? Как только совести хватило… Иногда Вике казалось, что у девочки вообще проблемы с головой, настолько та замкнутой была. Взгляд этот пристальный, нездоровый какой-то, полный преданного обожания.
Хотя в одном она ее понимала: Это же Макс! В него невозможно не влюбиться. Обаяние и харизма во плоти.
Мистер "я помогу всем, не смотря ни на что". Тем более и он сам, и помощница из детского дома. Наверняка ответственность чувствовал за нее… И Виолетте он помогал… они помогали… И Вика никогда не была настолько неуверенной в себе, чтобы требовать от мужа брать на работу старушек пенсионного возраста. Виолетта, так Виолетта, дело его.
– Ты что, Оршанская, – прошептала Вика куда-то в темноту, – оправдание им ищещь? Совсем сбрендила что-ли? У нее сын от твоего мужа вообще-то! Ты ненавидеть их должна.
Но ненавидеть не получалось. Хотелось проснуться от этого кошмара и обнять Никиту. По сыну она соскучилась просто невыносимо. Надеялась, что вернется скоро. Вернется и все встанет на свои места.