Научи меня любить - стр. 37

— Жаль девочку, — снова послышался первый голос и, кажется, в нем зазвучало искреннее сожаление.

Этот голос принадлежал Якову Степановичу, а его собеседницей была Инга.

— Ладно, ты иди, — обратился к ней управляющий домом.

В гостиной снова воцарилась застывшая ватная тишина. Через несколько секунд я услышала неторопливые шаги, еще через мгновение я увидела Якова Степановича. Он медленно сел рядом со мной. Диван был огромным, поэтому такая близость указывала лишь на одно — Яков Степанович хотел со мной поговорить.

— Сейчас вам подадут суп. Вы должны его съесть, — он взглянул на свои наручные часы. — Вы не ели больше пяти часов после пробуждения. Это неправильно.

— Спасибо, но я не хочу, — мой голос звучал совсем тихо и сухо, будто из него некто выпил всю жизнь, все эмоции и их оттенки.

— Это не предложение, а настоятельная рекомендация, — аккуратно объяснил Яков Степанович и переведя взгляд на меня, одним легким движением поправил очки на переносице. — Мне искренне и по-человечески вас жаль. В жестоком мире больших денег действуют не менее жестокие законы. Но вы должны понимать, что, мучая себя, причините вред только себе. Те, кто заинтересован в том, чтобы вас не было на этом свете, только обрадуются, если вы самоликвидируетесь.

Я крепче вжала пальцы в свои рёбра, стремясь превратиться в одну крошечную точку. Может, тогда мне не будет так невыносимо больно?

— Я не знаю причин, по которым господин Златопольский запретил вам покидать резиденцию. Но я точно знаю, что он это сделал неспроста.

— Знаю. Но я должна была быть там, — я медленно приняла сидячее положение и наморщилась оттого, что в голове на миг что-то неприятно запульсировало. Потом всё успокоилось. — Должна была проводить папу.

Прикрыв глаза, я вдавила пальцы в веки, стараясь предотвратить новую истерику и новые слёзы.

— Вы молодая храбрая девочка. Я уверен, что со всем справитесь, — в голосе Якова Степановича скользнула совсем неожиданная для меня ласковая нотка.

Убрав руку от лица, я растерянно посмотрела на управляющего.

— Храбрая? — переспросила я.

— Я много лет здесь работаю и многое успел повидать. Вы поступили очень храбро, не побоявшись обратиться за помощью к тому, с кем многие бояться даже заговорить.

— Это, скорей, была просто глупость. Я ничего не знала о Златопольском. Думаю, если бы знала, побоялась, как и все.

— Вы просто себя недооцениваете. Таково мое мнение.

— Не сочтите мой вопрос за грубость, но… Почему вы меня жалеете? Мне казалось, что вас всё это не интересует.

— Работа обязывает меня не отвлекаться на то, что напрямую не касается моих обязанностей. Но это не значит, что у меня нет сердца и мне чуждо сострадание, — Яков Степанович позволил себе одну едва заметную улыбку, от которой его голубые глаза, скрытые за прозрачными стёклами очков, заблестели теплотой.