Наташа и ее кобели - стр. 4
Накатив по паре стопочек, закусив вкусным деревенским хлебом, посыпанным солью, мы дружно идём курить за сараи. Аллкина мама, работающая в огороде мотыгой, намаявшись за день, устало окликает дочь, вытирая со лба пот.
– Ну мы жрать-то будем сегодня, не? Наташа, с нами обедать сядешь? Ты такого вкусного борща, как у меня, в городе не найдёшь, – самодовольно нахваливает себя нескромная соседка. Я застенчиво киваю тёте Вале в знак согласия, виновато оглянувшись на её долговязую дочь, которая невозмутимо и молчаливо продолжает движение, сверкая загорелыми коленками, будто никого не слышит, – Опять они курить. Ты пельмени в морозилку засунула?
– Ой, мам, – презрительно фыркает Аллка, морща аккуратный носик, – Шарику скормила пельмени твои.
– Вот стерва, вся в меня, – добродушно ржёт Аллкина мамашка, сотрясая воздух богатыми боками, – Лука нарви, к борщу.
– Ой, нарву…
– Как ты с ней невежливо, – замечаю я удивлённо, вынимая из протянутой пачки «L&m» сигарету. Купить их в посёлке можно только у местных барыг, да и то ночью, днём даже в магазине не вариант – продают исключительно мужикам. Шовинизм. Глупость. Но что делать? Продавщицы, кстати, и сами дымят, но тоже тайком. Традиции.
С заднего двора деревенская жизнь выглядит немного иначе, чем с парадного входа. Здесь всё по-простому. Пахнет соляркой и машинным маслом, отдаёт коровьим навозом и соломой. Неизбалованный человеческим вниманием телёнок жадно тянется носом сквозь широкую щель в заборе. Белые куры любознательно заглядываются на нас с Аллкой в надежде разжиться съестным, но скоро понимают, что не выйдет. Ой, петух, блин! А я в красном. Да и ну его. Отобьёмся.
Хорошо-то как! Ветерок. Солнышко.
– Ой, ну её, – отмахивается Аллка брезгливо, имея ввиду тётю Валю, – С утра Сизый, блять, пришел, а за ним его жена, истеричка конченая, прошмандень. Говорю дуре этой, – кивает дочка в сторону матери, – Не зови в дом мерина вонючего, как отец за порог, этот сюда, блять. Ну и чо… Та прошмандень этой прошмандени в волосы вцепилась, я разнимать. Сизый шлёпает-заикается: Мань, успокойся, Мань, не гнусавь… Та ему в пятак кулаком. Пришлось соседа, дядю Пашу звать, мне, блять, смари чо поставили, – Аллка задирает рукав, обнажая огромный фиолетовый синяк на пол плеча, – На ноге еще, уёбища, и пол рожи расцарапано, блять. Мне на свадьбу в субботу ехать. Конфуз.
– Да на лице вроде не видно.
– Это потому не видно, что я левой стороной стою, – подруга поворачивается другой щекой и я с удивлением обнаруживаю на её симпатичной загоревшей мордахе несколько свежих ссадин.