Наталия Гончарова. Счастливый брак - стр. 12
Позже поэт наречет дочь страдальца Кочубея иным именем, но имя Натальи (ее имя!) будет названо.
Шестнадцатилетняя Натали – Таша, Наталия, младшая из сестер Гончаровых… И эти пушкинские строки, поистине пророческие!
Судьба!
…Все-то знает о своем приятеле, и все-то предвидит князь Петр Андреевич: «Он… еще ни в кого не влюбился, а старые любви его немного отшатнулись…»
«Отшатнулись»! Словно деревья под порывом ветра. Или чтобы яснее указать дорогу к ней. Единственной.
И Аннет Оленина, и графиня Елизавета Воронцова, и крепостная Ольга Калашникова, и Евпраксия Вульф, и Софья Пушкина – все они – прежние «любви», былые увлечения.
Светский сплетник Вяземский. Спасибо ему! Он запечатлел в своих письмах незримое: поток любовной энергетики Пушкина, стремительное его развитие. Будто разыгрывается некая музыкальная пьеса с бесконечно меняющимися темпами: аджеволе – «еще ни в кого не влюбился»; адажио – «вероятно, он влюбится»; анданте – «он опять привлюбляется»; аллегро – «влюбляется на старые дрожжи». И в завершение – мощные мажорные аккорды! – признание самого Пушкина: «голова у меня закружилась».
Натали Гончарова. Невеста, жена, вдова…
«Одной тобой»
Как пламень жертвенный чиста моя любовь…
А.С. Пушкин (из черновых набросков)
В мае 1829-го в предгорьях Северного Кавказа, в Георгиевске, всего за несколько дней до своего тридцатилетия, Александр Пушкин написал строки, которым в грядущем, как и их творцу, суждено будет обрести бессмертие.
Кому посвящена эта божественная элегия, музыкой льющиеся стихи?
«Тобой, одной тобой…» Каким бесспорным кажется ответ! Конечно же, юной невесте поэта, оставленной в Москве.
Натали… Невеста ли? Как мучительна неопределенность! Горькое и сладостное чувство одновременно. Отказано в ее руке под благовидным предлогом – слишком молода – и одновременно подарена слабая надежда. Неудавшееся сватовство. Душевное потрясение поэта так велико, что ни на день, ни на час он уже не может оставаться в Москве! Все решилось будто само собой первого мая. Получив от свата Толстого ответ, Пушкин не медлил: в ту же ночь дорожная коляска выехала за городскую заставу, и московские купола и колокольни растаяли в предрассветной мгле.