Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести - стр. 59
– Меня чуть не убили, а еще я лапку потерял, – сказала она.
Юрчик хрюкнул.
– Не смеши.
– Нисколько не смешно.
Юрчик хрюкнул снова.
– Мне чер… товски боль… но…
– Я в курсе, – сказала Настя, – обопрись на меня.
Она повела охающего Юрчика в ванную, и когда у кого-то из них раздался щелчок в колене, не смогла определить, у кого.
Остров
1
«И тогда Светлана побежала, побежала, что было сил. К сожалению, очень скоро она провалилась в сугроб. Метр, два, десять, и Кумочкин настиг ее. Взлетел топор…»
Господи…
Лаголев закрыл газету. Перегнул. Гадливо подвинул от себя. «Криминальная Россия» – жирные черные буквы на кроваво-красном фоне.
Прочитай. Ужаснись, где ты живешь. И среди кого.
Сволочи, тоскливо подумал Лаголев, какие же сволочи… А полиграфия хорошая. Почему-то для такого – не жалко.
Ему вспомнился месяца два назад купленный по случаю томик Желязны. Серая, с вкраплениями, криво обрезанная бумага, периодически двоящийся текст и бесстыдно дублированный в самом конце кусок из середины. «Бог Света» в темном царстве…
Так и не прочитал. Не смог. Сволочи.
– «Байки и анекдоты» есть?
Лаголев поднял глаза на спрашивающего.
Перед лотком, сунув руки в карманы ветровки, двигал челюстью один из удачно вжившихся в исковерканную реальность. А может и вовсе ее, реальности, порождение.
Наушник в ухе, проводок от него тянется вниз, к приспущенным штанам. И хорошо, трусы не торчат.
Жует. Почему они все жуют?
Ох, глупый вопрос. Что есть, то и стимулируют. Мозгов вот нет…
– Эй, дядя! «Байки и анекдоты»…
Лаголев очнулся.
– Э-э, да… Вам какой номер?
– Последний. И предпоследний.
Пачкая пальцы, Лаголев выдернул журнальчики из стопки.
– Двенадцать рублей.
– Подорожал что ли?
Порождение нахмурилось. Челка упала, закрыв один глаз.
– С какой ценой приходит, с той и продаю, – развел руками Лаголев.
– Охрененно!
Парень закопался в штанах.
На лоток упала скомканная «десятка». Затем – двухрублевая монета. Лаголев смахнул их в коробку с выручкой.
Слева сунулась старуха, повела носом, протянула перебинтованную грязной марлей ладонь:
– Сынок, помоги, чем можешь! Ради Христа нашего!
– Нету, – сказал Лаголев.
От попрошаек он устал. А, может, наросло что-то на душе со временем, не трогали уже ни среднеазиатские побирушки в переходах, ни бомжи, копающиеся в мусорных бачках.
Наверное, думалось ему, есть какой-то критический порог, сострадания или просто душевных сил, за которым любые человеческие беды в каких угодно масштабах воспринимаются уже лишь фоном, оттеняющим собственное существование.
«Криминальная Россия». «Топор взлетел…». А нам пофиг, нам бы самим…