Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести - стр. 15

Настю трясло весь вечер. Забылась она лишь глубокой ночью, решив для себя, что это не Юрчик, не мог он, кто-то другой, но не Юрчик. Если уж необходимо, чтобы кто-то… То пусть кто-нибудь другой!

Странно, но во сне она оказалась у того самого зеленого штакетника из репортажа. Дышала и не могла отдышаться, потому что вроде бы долго шла по грязи, по жидкому глинистому месиву, обессиленно выдергивая ноги на каждом шаге. Под ладонью чувствовался неровный, царапающий кожу спил.

Было сумеречно, подступал вечер, но дом светил окнами. Над почти пустившимся в свободное плавание крыльцом помаргивала маломощная лампочка. То ли приглашала войти, то ли, наоборот, посылала сигнал бедствия, предупреждала об опасности.

Едва Настя, скрепя сердце, подумала, что, наверное, нужно подняться, как очутилась перед распахнутой в сени дверью. Здесь валялась обувь, кто-то ворохом сшиб с вешалки на пол пальто, куртки и ватники, они лежали, разбросав рукава. Подпирал бревенчатую стену ухват. Откуда-то тонко посвистывал ветер.

Настя шагнула вперед. Половицы скрипнули, высокий порог подбил пятку. Жилая комната встретила знакомым, покинутым застольем. Висел ковер. Стыдливо прикрывал самую большую щель в полу половичок.

Правда, труп, накрытый покрывалом, исчез. Есть ли второй, рыжеволосый труп за табуретом, проверять никак не хотелось, но Настю словно толкнули в комнату, иди, мол, любуйся, твой или не твой лежит. Носком сапога она неосторожно задела ножку стола, и водочные и пивные бутылки задребезжали, зазвенели, соприкасаясь друг с другом, лежавшая на краю вилка канула вниз, окурки посыпались из пепельницы.

В невидимом Насте пространстве за столом, словно разбуженный звоном, кто-то, вздыхая, зашевелился, и она обмерла. Невысокая фигура в фуфайке проросла над столешницей, установила табурет и уселась на нем. Пальцы брезгливо растолкали кружки засохшей колбасы, выловили ломаную сигаретину.

Лампочка при этом никак не могла осветить лицо поднявшегося. То рука встречалась ей на пути, то ухо, то вздыбленная рыжая челка.

– Что? – прохрипела фигура, прикурив и выдохнув табачный дым. – Упустила свое счастье?

– Вы не Юрчик, – прошептала Настя.

Глаза сверкнули сквозь дым.

– А если он?

– Нет, вы кто-то другой.

– Дура, – сказала фигура и отвернулась к окну.

Лицо ее так и не удалось разглядеть. А затылок… Что затылок? Обычный. И лампочка на него светит.

– Юрчик жив, – сказала Настя и проснулась.

Девять. Если бы не выходной, опоздание на работу, пожалуй, следовало признать фатальным. Это когда же она уснула, болезная? Часа в два? Или в три? В голове будто кто-то водил напильником. Ш-ших, ш-ших – стесывал мысли или, может, неровности черепа. Настя слабо пошевелилась в постели, чувствуя себя раздавленной букашкой. О чем не подумаешь, все болит. Непривычное состояние. Давайте-ка мы, Анастасия Сергеевна, на спину, решила она и с трудом перевалилась набок. Действительно, будто кто-то наступил. Ф-фух! В девять утра – подвиг!