Настоящая работа для смелых мужчин. Часть вторая. Пропавшая экспедиция - стр. 17

Николай Иванович сидел с полузакрытыми глазами, и казалось, дремал. «Ну вот, – подумал я, – сейчас этот „Сусанин“ заснет, и никто уже не поможет, даже интуиция не спасет, моя интуиция, похоже, молчит, а его – просто дремлет, а других средств навигации, кроме интуиции, у нас нет».

Тут Николай Иванович открыл один глаз, посмотрел на приборы и сказал:

– Доверни пять градусов левее.

Я выполнил указание и уставился на него полным недоумения взглядом. «Ему что, дух Ивана Сусанина сквозь сон курс указывает?»

– Ветер усилился, – ответил он на мой вопрошающий взгляд, – вон на волнах барашки появились, да не сплю я, я вниз, на волны смотрю.

– А почему пять, а не два или семь? – удивился я.

– Ну, это с опытом приходит, тебе ведь не доводилось еще определять скорость и направление ветра по земным ориентирам, в большой авиации это ни к чему, а здесь полетаешь – научишься.

Время шло, горючее было на исходе, а острова все не было видно. Вот сейчас загорится красная лампочка остатка топлива, потом мотор, выработав последние литры горючего, умолкнет навсегда, и все. Посадка на воду на самолете явно для этого не приспособленном, и на дно к рыбам. И никто уже не принесет на могилку цветы, не выпьет рюмочку, поминая заблудшие души, потому что не будет наших могил на этой земле, только волны сомкнутся над фюзеляжем, и наступит вечная тьма. «И зачем только я ввязался в это авантюру? Пожалуй, лучше было бы ездить на телеге». Передо мной возникла картина:

Хмурая бескрайняя степь, надвигаются сумерки, моросит мелкий холодный дождь. Голодные, изможденные лошади по колена в грязи уже не в силах тащить по бездорожью отяжелевшую от налипшей грязи телегу. Бортинженер, орудуя кнутом, и кроя матом ни в чем не повинных животных, пытается заставить их сдвинутся с места. Штурман, чьим основным методом ориентировки является опрос местных жителей, по причине полного отсутствия таковых, ничего вразумительного сказать не может. Не видно ни огня, ни жилья, и негде укрыться от холодного, моросящего дождя. Промозглая сырость пробирает до костей, проникает в душу, наполняя ее холодом и унынием. Темнеет.

«Нет, – подумал я, – хоть на самолете, хоть на телеге, потеря ориентировки ни к чему хорошему не приводит».

Вот мигнула лампочка остатка топлива левого бака, затем правого, мигнула и погасла, потом снова мигнула. Бензин кончается, а острова все не видно. «Все. Прилетели к черту на рога», – подумал я и сказал:

– А в океане, небось, акулы голодные!

– Да нет там никаких акул, – ответил Николай Иванович, – но все равно, в случае посадки на воду, из самолета выбраться не успеем.