Настасья Алексеевна. Книга 4 - стр. 27

Теперь Настеньку посадили на диван слева от Леонида Александровича, а справа от него и ближе к Василию Александровичу села Наталья Германовна, спустившую своего любимого пёсика на пол, где он и бегал, изучая местность, а потом, утомившись, лёг на ступне хозяйки в терпеливом ожидании, когда ему что-то достанется с праздничного стола.

Двух же мужичков разместили на стульях напротив. То, что директорская пара зашла якобы на минутку, можно было забыть после того, как глава семейства достал, как волшебник, из внутреннего кармана дублёнки бутылку шотландского виски и протянул Евгению Николаевичу:

– Вы, молодой человек, может быть, не привыкли в Москвах пить виски, так мы вас научим.

Правда, в момент прихода начальника рудника произошла небольшая заминка. Ивану стало совсем неловко при виде шикарного вечернего голубого платья Натальи Германовны, и он попытался с извинениями уйти, говоря:

– У вас тут такая интеллигенция, высший свет, что мне как-то неудобно портить общество своим присутствием. Я лучше уйду.

Но все запротестовали. А Леонид Александрович пояснил с улыбкой:

– Вертолётчики – это не какие-нибудь шахтёры и чернорабочие. Вы высокого полёта люди, так что тоже относитесь к высшему обществу. Ну, а что одет в свитер, так ты же, очевидно, прямо с вертолётки сюда?

– Да, я зашёл отдать сумочку, которая Настенька забыла в вертолёте.

– Так она у нас растеряха? – засмеялся Леонид Александрович.

– Ну, Лёня, как тебе не стыдно? – оборвала его жена. – Человек впервые на Шпицбергене. Тут самого себя забудешь, не то, что сумочку.

Так и начался вечер.

На самом деле директору рудника и его жене присутствие пилота Вани, да ещё одетого в свитер, было, как ком поперёк горла. Леонид Александрович сказать-то сказал, что пилоты высоко летают и якобы потому они относятся к высшему обществу, но думать так, не думал. Другое дело начальник вертолётной службы армянин Абрамян, известный на руднике по отчеству Артурович. Он, конечно, был вхож в общество высокопоставленных лиц, поскольку его приглашали и в консульство, и даже на приёмы к губернатору Шпицбергена. Всё-таки начальник службы. Настоящее имя его было Артур Аршавирович, но по причине трудности запоминания его русскоязычным людом он просил называть его просто Артуровичем. Так и договорились. С ним можно сидеть за одним столом.

А Иван крестьянский сын, по правде сказать, к крестьянам отношения никакого не имел, поскольку его родители были из интеллигенции, но иногда называл себя так из любви к простому народу, воспитанную в нём с детства его же родителями и литературой. Так вот он, по мнению высокопоставленных в Баренцбурге лиц, был мелкой сошкой, но не мог же директор прямо сказать, например, как хотелось бы, «Каждый сверчок знай свой шесток» или нечто в том же духе. Директор шахты, где работает непростой народ шахтёры, должен выглядеть демократом. Ему нравится, когда шахтёры зовут его папой. Это у себя в кабинете в разговоре с уполномоченным треста, который по положению был выше него, он как-то нечаянно, похваляясь, сказал о своих работниках: