Наследство - стр. 19

Или мои сестры злятся на меня и ненавидят меня, потому что они сознательно или неосознанно хотели поступить так же, как и я, освободиться, вырваться? Может, они завидуют мне, потому что я сбежала от родительского надзора и тем самым усложнила задачу им самим?

Я подумала, что надо эмигрировать в США. Отправиться в кругосветное путешествие, чтобы, когда это произойдет, я находилась где-нибудь в море. Тогда в каком-нибудь порту я открою электроную почту и прочту, что все закончилось, но море отодвинет наши маленькие жизни и наши маленькие смерти куда-нибудь подальше.

Но, может, я убегаю от возможности дорасти до объяснения? Вдруг скоро что-нибудь решится? Может, так оно и есть – возможно, так и задумано? Что, если я, не выяснив этого, упущу самое важное и ухвачу только очевидное и легкое?

Почему это легкое? – возмутилась я, когда моя жизнь – это сплошь борьба и испытания! Возможно, это еще не конец, говорила я себе, возможно, на этом маршруте остался один поворот и сдаваться сейчас нельзя.

Вновь обнаружив сообщение от Астрид про то, что «я‐просто-думаю-ты-должна-об-этом-знать», я всю ночь не спала. Помириться? Простить? Прощать за то, в чем не сознались, невозможно! Они что, думают, у меня хватит сил признаться? Сказать правду о том, что они с таким усердием пытались заглушить и отрицать? Неужто я и впрямь думаю, что они согласятся на всеобщее осуждение ради примирения со мной? Нет, я этого недостойна, что они уже неоднократно мне и демонстрировали. Но, может, они признаются только мне? Если я напишу матери с отцом, попрошу их признаться только мне и пообещаю никому больше не говорить? Нет, и тогда вряд ли, в этом я не сомневалась, потому что для них двоих этой темы не существовало, они об этом не разговаривали, заключили немой пакт, чтобы спасти собственную репутацию, поступили так из своего рода самоуважения, и пакт этот был нерушим, они решили, что стали жертвами предательства со стороны старшей дочери и ее бесчувственности, и пока эта версия была основной, им сочувствовали и сопереживали. Поэтому они ни за что не отказались бы от нее, она подпитывала их, и признай они хоть отчасти что-то иное – даже если, кроме нас, об этом никто не узнал бы, – играть эту роль перед всеми остальными, оставаться теми, кто заслуживает жалости, стало бы труднее. А сейчас жалости заслуживали они. Порой мне тоже бывало их жаль, потому что они навредили себе сами, потому что они были старыми и больными и наверняка их смерть была уже не за горами, я же была здоровой – тьфу-тьфу-тьфу, постучим по дереву. «Ничего, ты тоже когда-нибудь умрешь, – утешила я себя, – и случиться это может хоть завтра», – добавила я, храбрясь. «Чего же они лезут? – глядя в небо, крикнула я. – Чего им от меня надо?» – завопила я в темноту. Но на самом деле они вовсе не лезли ко мне, и на протяжении долгих лет им ничего от меня не надо было.