Наследство тетушки Энн (сборник) - стр. 2

– Ну вот, началось! – всплеснула руками леди Гринвуд. – Странности – это наш фамильный крест. Дорогой, сдается мне, что младшего сына нам с вами подкинула ваша несносная сестрица! Что вы молчите, вмешайтесь же, наконец!

Лорду Гринвуду сдавалось то же самое, и он понимал: отговаривать Эдмунда бесполезно. Сын был тверд в своем намеренье как гранит и сказал, что это – его давняя мечта. Хотя в отношении Эдмунда лорда уже посещали куда более тревожные мысли. Отца беспокоила его ранняя независимость в сочетании с неопытностью. В отличие от старшего брата, который был расчетлив и благоразумен еще в колыбели, Эдмунд обладал импульсивным, непредсказуемым нравом. Лорд знал, что в искусстве обвораживать бесприданницы всегда превосходят богатых невест, и опасался, как бы он не сделался легкой добычей какой-нибудь из этих хищниц. Он тоже когда-то был молод и простодушен, и если самого его ловкие девицы, охотящиеся за чужими деньгами, не раздели до исподнего, то лишь благодаря непреложной родительской власти, глухой к страстям и порывам юности. Эдмунд же теперь может сам распоряжаться собой и будет нарасхват в светском обществе, таящем для него куда большую опасность, нежели смрад и копоть Ист-энда. Склонность к романтическим увлечениям – бич для состоятельных молодых людей, которым сам статус предписывает быть практичными. Нет, лорд Гринвуд ни в коем случае не намеревался потворствовать сыновней блажи, но и делать из нее трагедию не считал нужным. В конце концов, Эдмунду это даже пойдет на пользу. Он наберется житейской мудрости, каких не дадут ему ни Оксфорд, ни Кембридж, увидит разницу между бедностью и достатком, а заодно соприкоснется с вопиющей нищетой, и, вернувшись потом в модные гостиные, будет куда более острожным и осмотрительным в выборе знакомств. И он заверил обеспокоенную семью, что Эдмунд дольше недели в Ист-энде все равно не задержится, или вовсе прокатится туда и обратно, как на экскурсию, а первый же опыт общения с обитателями трущоб навсегда излечит его от филантропии, и это к лучшему. Мальчишество Эдмунда затянулось, между тем как ему давно пора повзрослеть.

Это был приход, куда не ступала нога джентльмена, и никого из добропорядочных молодых людей не заманило бы сюда даже непомерно щедрое жалованье. Воздух здесь был тяжелым и удушливым, в нем пахло дрожжами и солодом от пивоварни, кошмарно разило от кожевенных мастерских, к тому же на газовом заводе непрестанно случались утечки. Приход управлялся изнутри, точнее, не управлялся совсем. Полицейские здесь никогда не показывались, и порядок на ночных улицах блюл караульный, дядюшка Харрисон. В прошлом – бравый солдат, а ныне – больной надоедливый старик, он бродил туда-сюда, тяжело опираясь на палку, а пропустив лишний стаканчик, предавался воспоминаниям, которые редко кто слушал. Эдмунд не боялся хулиганов и драчливых пьяниц. Он с детства был забиякой, в университете серьезно увлекся боксом и знал, что сможет за себя постоять. Его не страшили и горы мусора, и переполненные выгребные ямы, и помойные лужи, киснущие в подворотнях, и если он чего и опасался, то непонимания со стороны тех, ради кого пришел сюда, но и эти волнения отступили перед насущным и трудно решаемым вопросом: где найти подходящее для школы помещение? Кварталы Сент-Эндрю представляли собой бесформенное нагромождение доходных домов. Полуразрушенные и до отказа забитые беднотой, они глазели на мир проемами разбитых окон, как нищие слепцы. Оборотистые коммерсанты снимали их на год вперед, а потом сдавали помесячно комнаты, чердаки, подвалы, даже лестничные пролеты. Можно было предложить им высокую плату и арендовать весь этаж. Жадные до наживы, они едва ли смогли бы устоять, но тогда два-три десятка семей лишились бы крова и пополнили армию бездомных. Не годится помогать одним беднякам, обездоливая других, такое начинание уж точно одобрения не встретит, и людей трудно будет за это осуждать. Главная улица, Вебстер-роуд, на которой стояли церковь, аптека и магазин колониальных товаров, выглядела почти прилично, но здесь жилье было снято лет на десять вперед хозяевами предприятий, старающимися держаться к ним поближе. Наконец некий мистер Брикмэн пообещал показать Эдмунду кое-что стоящее. Вид у него был вороватый, и, когда они свернули на узкую темную улочку, Эдмунд даже подумал, не собирается ли он шарахнуть его по голове и ограбить. Олдслоп-стрит, со средневековой брусчаткой и домами эпохи Тюдоров, знавала и лучшие времена, но теперь совсем захирела и напоминала кособокую сварливую старушку. Они долго шли по ней, то спускались, то поднимались по корявым разбитым ступенькам, мимо заткнутых подушками окон и покрытых плесенью стен – сюда почти не проникал солнечный свет. Улица упиралась в пустырь, на котором стоял двухэтажный кирпичный дом. Он понравился Эдмунду с первого взгляда. Дом превосходил своих собратьев, но, судя по всему, давно пустовал, хотя просили за него по-божески, и Эдмунд сначала усомнился, пригоден ли он для жизни. Добротный и основательный снаружи, он вполне мог быть ветхим и прогнившим изнутри, но хозяин сказал, что дело не в этом, – просто с ним связана леденящая кровь история.