Наследник Тавриды - стр. 54
– Ваше жалование определено в семьсот рублей. Вы приписаны состоять при моей канцелярии. Меня просили дать вам свободный досуг, и я не стану посягать на ваше время. Если соскучитесь без дела, милости прошу. Работы горы. Об оплате…
Александр Сергеевич поспешно покачал головой.
– Мое жалование из министерства я воспринимаю не иначе как паек ссыльного. Оно едва покрывает расходы и присылается крайне неаккуратно. Поэтому я считаю себя свободным в выборе занятий. Скажу вам, как светский человек светскому человеку…
Воронцов еле скрыл улыбку. Молоденький коллежский секретарь пытался держаться с ним на равных. Это было забавно. Не оскорбительно, а забавно. Ведь никакого равенства между ними быть не могло. «Прав Бенкендорф, это послевоенное поколение не имеет ни малейших понятий о субординации».
– Как светский человек светскому человеку, – продолжал Пушкин, – что я литератор и живу главным образом, публикуя свои стихи в журналах.
«Тоже пошла мода брать деньги за рифмы! – в душе возмутился граф. – Скоро на домашние спектакли билеты начнут продавать!»
– По этой причине я должен много работать пером. И не могу тратить время на составление деловых бумаг.
– Воля ваша. – Наместник развел руками. – Хотя, знаете, и Ломоносов, и Державин были государственными людьми и не стыдились заниматься службой. Впрочем, как вам будет угодно.
Таким ответом Пушкин был удовлетворен.
– У меня богатая библиотека, – продолжал граф. – Человек пишущий, без сомнения, должен продолжать самообразование. Можете ею пользоваться.
– Благодарю, – просиял поэт.
– Кроме того, как генерал-губернатор я держу открытый стол для своих чиновников и милости прошу на обед, когда у вас случится желание.
Пушкин боднул головой, выражая не то согласие, не то замешательство. В приглашении ссыльного к столу было много барства. К тому же, упоминая «своих чиновников», граф сразу указывал поэту его место. А ведь тот пришел к наместнику, как дворянин к дворянину.
Встав из-за стола, Воронцов протянул гостю руку для прощания. Но это не было открытое братское рукопожатие. Пальцы наместника скользнули по ладони поэта, как бы стряхивая ее. Александр Сергеевич напоследок обвел глазами кабинет и остановил их на пачке гербовых листов. Граф поймал взгляд гостя.
– Вам нужна бумага? – В его голосе послышалось понимание, которое задело Пушкина. Он не нищий! И не ищет покровителей!
– Нет! – вспыхнул посетитель. – С чего вы взяли?
Они расстались, еще раз обменявшись заверениями во взаимном почтении. И граф тут же забыл о Пушкине, потому что, и правда, не собирался заниматься его воспитанием. А Александр Сергеевич вышел на улицу и в задумчивости двинулся по Приморскому бульвару в сторону мола. Новая печаль сжимала его грудь. Ему стало жаль покинутых цепей. Грязного, крикливого Кишинева, соломенных крыш, чумазых венер, доброго старика Инзова. Будет ли новый начальник так снисходителен к нему? Граф говорил очень любезно. Но в его манерах не было и тени сердечного участия.