Наследница козьей княжны - стр. 23

Волколак завизжал по-собачьи. Прянул в сторону.

А Бела скок-скок – через бревна, через валежник – и была такова.

Понеслась, приминая копытами седую сныть и перистый папоротник. Через заросли можжевельника. Через поросль орешника. Под шатры старых елей.

Ветки хлестали по бокам, подстегивая. Валились в ноги замшелые павшие стволы, кривые сучья силились зацепиться, или подставить подножку. И будь Бела человеком, давно бы упала или напоролась на что-нибудь, но козе все было нипочем. Она взлетала над поваленными стволами, перепрыгивала бездонные окна черной воды, иногда выбегала на какие-то тропы, а потом вновь ныряла в непролазные заросли.

Волколак все это время мчался следом, то отставая, то нагоняя снова. От его прыжков содрогалась земля, и хриплое, смешанное с рыком дыхание то отдалялось, то становилось невыносимо близким.

Опаляющим.

Пару раз зверь почти нагнал Белу – острые зубы лязгнули в тщетной попытке ухватиться за куцый козий хвост.

И вдруг лес расступился, раскинулся в стороны крыльями. Серый свет дождливого дня залил гриву высокой травы, отразился в росяных круглых каплях. Тропа снова оказалась под ногами. Вернее то, что осталось от нее – жалкие черные плешины голой земли средь влажного мха и осоки.

Тропа вела к странному сооружению… Дому?

Терему.

Высокий и мрачный, сложенный из гигантских бревен, он поднимался к свинцовому небу из дрожащей дымки серебристого тумана.

Грозный.

Угрюмый…

Из-под конька крыши торчали здоровенные, метра в три длиною, витые рога. То ли настоящие, то ли искусно из дерева вырезанные – издали не поймешь. Такие же были и над крыльцом в узорной резьбе. Резьба украшала и дверь. А та, приоткрытая, прятала за собой непроглядный густой мрак и тайну, что манила, притягивала, как магнит.

Бела одним стремительным прыжком перелетела поляну и заскочила на крыльцо. Под ногами пропела жалобно старая доска.

Секунда, чтобы оглянуться.

Волколак стоял за спиной у границы леса и дальше не шел. Что-то не пускало его. Он злился, ворчал. Капала кровь на траву из разбитого лба. Шкуру рассекло, как ножом. И переносица после удара опухла горбиной, заплыли глаза – отчего зверь стал походить на бультерьера.

– Не ходи, коза, по лугу – вокруг колышка по кругу. В лес зеленый убегай, с волком в чаще поиграй… – запел волколак, усаживаясь под ближайшим деревом.

Сверкая желтыми глазами.

И песня из страшной пасти лилась так чисто, так чарующе. В прошлый раз эта странная магия ударила по «козлятам», чтобы самый маленький и слабый поддался и отпер дверь. Тогда Бела тоже ее почувствовала, но реальный эффект волчьего пения оценить не сумела.