Наследница Каменной пустоши - стр. 8
– Ох, поторопилась я, – отложив перо, вздохнула Леокадия Серафимовна. – Надо было с Лизаветой соглашаться. Не пришлось бы сейчас мучиться.
Пока я возмущенно размышляла о несправедливости судьбы, не балующей меня встречей с тем самым, единственным, Леокадия Серафимовна поднялась из-за стола, подошла к книжному шкафу и вытащила со второй полки толстую книгу, в красном кожаном переплете.
– И ведь все самой приходится делать, – продолжала ворчать тетушка. – Столько поручений, столько бумаг, – она отложила фолиант на столик и потянула на себя незаметную дверцу в глубине шкафа. – И никакой помощи. Не на кого рассчитывать.
Тетя Лека недовольно поморщилась, достала из тайника толстую тетрадь, открыла ее и пробормотала: – Так я и думала. Триста пятьдесят. А этот хитрый сукин сын Вобер решил меня провести.
Она обернулась, посмотрела прямо мне в глаза, недовольно скривилась и… совершенно неожиданно исчезла. У меня подкосились ноги. Только сейчас до меня дошло, что все увиденное мне просто привиделось.
– Да, Лерок, вот и пришла пора менять имя на более звучное, – пробормотала вслух. – Как насчет Марии-Антуанетты?
Я покачала головой и осмотрелась по сторонам. Комната выглядела старомодной и удручающе нежилой. Невысокий старинный секретер у стены, громоздкие книжные шкафы, письменный стол с бронзовой чернильницей и массивным пресс-папье, венский стул с мягкой подушечкой на сиденье, плотные синие гардины и голубой ковер на янтарно-желтом паркете. И, разумеется, никакой тетушки.
Я подошла к секретеру и подергала дверцу. Та подалась. Внутри оказались толстые тетради в разноцветных кожаных переплетах, наподобие той, что была в руках Леокадии Серафимовны. Я достала верхнюю, открыла обложку и принялась листать страницы. Какие-то имена, колонки цифр, непонятные знаки. То ли бухгалтерия, то ли тайный шифр.
М-да. И как с этим разобраться?
Просмотрела остальные тетради, обнаружила в них то же самое: цифры, имена, знаки. Ну, тетушка, ну, конспиратор! Мата Хари доморощенная. Неужели нельзя было написать все четко и понятно? Вот что это? Ушаков – пятьсот. Чего пятьсот? Рублей? Тысяч? Или речь вообще не о деньгах?
Я хмыкнула, положила тетради на место и подошла к книжному шкафу. Так, вторая полка, красный фолиант. Вытащив его, сунула руку поглубже и наткнулась на потайную дверцу. Ну, и что тут у нас?
В тайнике лежала еще одна тетрадь. Ее коричневый переплет выглядел старым и потрепанным. Под обложкой скрывалась очередная колонка трехзначных цифр.
«Генри Торо – триста. Брем – двести пятьдесят. Теодор Шторм – семьдесят пять».