Наследница Дивной усадьбы - стр. 35

– Я… – замялась я.

– Василий, возьми ребенка! – приказал тут же граф и быстро передал Анечку в руки подъехавшего слуги. Затем быстро приблизился на своем жеребце ко мне и вежливо спросил: – Ты же позволишь мне придержать тебя в седле, Любовь Алексеевна?

Опять эта странная, ненормальная почтительность. Я напряглась. Что значит позволю? Вообще ты муж, Григорий, и тебе не только это позволительно. Но, похоже, прежняя Любаша держала мужа на таком расстоянии, что он постоянно спрашивал позволения на все. И это было до ужаса прискорбно.

– Да, – кивнула я в ответ.

Я ожидала, что он возьмет мою лошадь под уздцы, как только что Иван, но граф опять сделал то, чего я не ожидала.

Крепко обхватив меня за талию, он с легкостью вытянул меня из седла, пересадив на своего жеребца. Я оказалась сидящей боком на спине коня впереди Шереметьева. Подавив в себе испуганный возглас, я ощутила, как граф обвил сильной рукой меня за талию и тут же пришпорил коня.

– Поехали! – приказал он своим людям.

Мы поскакали. Я с графом, Анечка в крепких руках Василия, который больно походил на денщика графа и его доверенное лицо. Остальные мужчины последовали за нами. Граф вел коня небыстро, тихо заявив мне на ухо, чтобы не навредить малышке и мне. Его фраза понравилась мне. Я опять подумала о том, что слово «деспот» совсем не относится к моему мужу. Не стал бы жестокий человек заботиться о моем самочувствии.

Я ехала в интимной близости от Шереметьева и ощущала себя немного неловко. Муж бережно, но крепко удерживал меня за талию, и я больше не боялась, что свалюсь с огромного подвижного жеребца. Но и сама придерживалась за луку седла.

Григорий не смотрел на меня, только вперед, и я чувствовала, как его тело напряжено, словно натянутая струна. И не понимала отчего? Но не задавала вопросов, а старалась не очень сильно прижиматься к нему, хотя в моем положении это было трудно.

От графа приятно пахло чем-то травяным и хвойным, и перед моим взглядом постоянно оказывался его мощный подбородок с темной щетиной. Похоже, все три дня, что искал меня, Шереметьев не брился. Драгоценная брошь с красным камнем на его галстуке то и дело отсвечивала на солнце и бросала мне в глаза солнечных зайчиков. Оттого я постоянно жмурилась.

Но все равно чувствовала себя надежно и спокойно в объятиях мужа. А также испытывала сильную усталость. Видимо, много сил потратила на безумную беготню по болотам и бессонную ночь в лесу.

Спустя час мы приблизились к усадьбе.

Мы уже давно въехали в обширные угодья графа, это я поняла по тому, как нам почтительно кланялись встречавшиеся по пути крестьяне. И вот сейчас мы достигли чугунной кованой ограды особняка.