Наследница чужой жизни - стр. 45

− Начинайте, молодой человек, а то я подумаю, что допустила чудовищную ошибку, пригласив вас. Неужели вы всё-таки журналист или писатель, ищущий сюжет?

− Я не журналист и не писатель.

− Тогда кто вы? Зачем вам история, о которой уже все забыли, кроме одного человека, который до сих пор оплакивает дочь.

− Мать Аллы жива? – Стас весь подался вперёд. Он бы и вскочил, но мягкое кресло не отпустило.

Старушка смотрела на него с недоверием. Даже прищурилась.

− Вы так сказали, словно знали эту Аллу, − заметила она. – Но вы по возрасту никак не могли быть с ней знакомы, − она покачала головой. – Не морочьте мне голову. Рассказывайте.

− Только один последний вопрос, − взмолился Стас. – Мать Аллы жива?

− Уже лет десять, как земле предали. Упокой, Господи, её душу, − старушка перекрестилась.

− Но вы сказали, что один человек оплакивает её до сих пор?

− Знаете, мужчины тоже иногда плачут. Даже если они академики. Когда выпьют рюмочку за праздником и понимают, что в этой жизни у них ничего не осталось.

− Это её отец? – почти шёпотом спросил Стас.

− Да, отец. И кефир я для него купила. И лимоны, он чай любит с ними пить. Вот вы уйдёте, я к нему поднимусь и отдам.

Стасу захотелось попроситься с ней, но он понимал, что это неприлично. Надо рассказывать, а он так и не придумал, а под строгим взглядом Екатерины Семёновны и вовсе хотелось сбежать. Может, ему не надо дальше вмешиваться? Он расскажет Алле, что узнал, а та пусть сама решает.

− Даже не думайте сбежать, − сказала Екатерина Семёновна.

− Хорошо, − решился Стас. – Я расскажу, только не говорите, что вы не верите в то, что душа может существовать вне тела. И что вы не верите в переселение душ.

− Отчего же? Я верю, − глаза у Екатерины Семёновны заблестели, а лицо оживилась. – Мне даже кажется, что кто-то часто стал смотреть на мои окна. Это началось месяца два назад. И я как-то подошла к окну и увидела девушку. Она стояла на заправке и смотрела на дом. Потом уехала. И каждый раз, когда я чувствую, что на мои окна кто-то смотрит, она оказывается там. У неё красная машина. Несколько раз я пробовала спуститься и поговорить с ней, но, пока одевалась, она уезжала. Рассказала подруге, та только посмеялась надо мной. Ну а что, многие в моём возрасте с ума сходят. Может, мне это всё кажется?!

− Нет, она есть, эта девушка. Вы не сумасшедшая. И она называет себя Алла.

Стасу казалось, что никто и никогда его так внимательно не слушал, как Екатерина Семёновна. Не перебивая, не уточняя, повернувшись к нему всем телом, она так и просидела, иногда прикрывая ладонью рот. Пожилая женщина то прищуривала глаза, то высоко поднимала подрисованные дугообразные брови, а ещё заразительно смеялась, когда он рассказывал про выходки Аллы. Когда Стас рассказывал про декабристов, она даже охнула, но тут же мотнула головой, чтобы он продолжал. И даже когда он остановился, прочищая горло, голос у него почти сел, она ещё долго смотрела на него, не отрываясь, словно на диковинную птицу, какую никогда не видела. Стас не выдержал паузы.