Наследие Белого конвоя - стр. 37
Лишь под утро, отдыхая поочередно и неся вахту, без которой часы необходимого отдыха могли быть вероломно нарушены, обоз продолжил свой путь. Близость труднодоступного, окруженного болотами Нарыма, на чьей территории располагались тюрьмы политзаключенных да поселения каторжан, вокруг которого гуляли голод, холод, болезни и смерть, не могла не внушать беспокойство. Группа белых офицеров конвоя прошла мимо; люди не видели далеких огней поселка, не почувствовала его тепла, как бы всем того не хотелось. Да и жило ли оно в нем, желанное, человеческое тепло о котором наверняка давно забыли обитатели и изгои старого мира, неугодные жизни вольнодумцы… Господствовала ли здесь Белая власть или она сменила свой цвет на красный, штабс-капитан Киселев не имел ни малейшего представления.
Измученные безысходной судьбой забытого, брошенного всеми обоза, ушли в ночь, подальше от Нарыма, к которому брели почти десять долгих дней, к которому стремились утомленные переходом души людей, носивших на своих плечах погоны офицеров Белой армии адмирала Колчака.
Глава седьмая
Головной дозор, состоящий из единственного всадника, задолго до рассвета покинул расположение. Бывшему подъесаулу Степного конного корпуса, Первой стрелковой дивизии, дислоцировавшейся когда-то в прошлом под Уфой, Григорию Семченко нравилось быть при дозоре и при добром скакуне. Он исправно исполнял обязанности равного по рангу офицера, и штабс-капитан Киселев всегда с вниманием относился к «живой» информации, добытой столь малочисленной разведкой. Вновь поступающие сведения были для Киселева важнее любых противоречивых мнений. Точными данными из послужного списка подъесаула, он не располагал. Единственно правильным, можно было считать предположение, что после летнего переформирования Первой степной Сибирской стрелковой дивизии, подъесаул казачьего конного подразделения Семченко, оказался в рядах Тобольского гарнизона и был назначен в секретный конвой, как боевой, обладающий смекалкой офицер. В этом надежном человеке Киселев был уверен и поэтому ничуть не утруждал себя сомнениями в честности и преданности однополчанина.
На утренней зорьке, штабс-капитана удивило и даже обрадовало внезапно затянувшееся густой, непроглядной, туманной мглой, небо… Морозную стену словно отодвинуло к северу и какие-то десять, пятнадцать градусов ниже нуля, показались для всей команды конвоя, счастливым дуновением забытого юга. На лицах отчетливо читались улыбки и долгожданная надежда на избавление от ледяных оков арктического холода. Воспрянувшие духом, обретшие миг тепла и счастья люди, благодарили Господа за ниспосланную с небес благодать оттепели и с новыми, невесть откуда взявшимися силами, двинулись вперед, к далекой и заветной цели. Напрягая силы, пользуясь моментом окутавшего пойму реки тепла, изнуренные люди устремились вперед и в каждом из них, с новой силой возрождалась надежда, оживало и ширилось едва теплящееся желание, уверенно идти дальше. Около полудня проглянуло яркое солнце. Его забытое тепло, коснувшись остуженных холодом, обветренных лиц, мягким прикосновением живых лучей, пусть скромно, но напомнило о том, что оно есть…