Наши фиолетовые братья - стр. 18
Едва он об этом подумал, как его неожиданно подвели руки. Правая вдруг согнулась в локте, а левая скользнула назад, в глубь песчаной массы. Борисов неловко ткнулся лицом в склон бархана и на несколько секунд замер, не в силах пошевелиться. Погибать, задохнувшись в «золотом» бархане, было нелепо, и мастер заставил себя перевернуться на бок. Смена положения тела по какой-то неизвестной причине прояснила его взор. Борисов прищурился, поморгал и наконец понял, что его жизнь разделилась на две части – темно-серую и золотистую. Темно-серая размещалась по вертикали, а золотистая по горизонтали. Причем жизнераздел лежал всего в полуметре от борисовского носа. Мастер нехотя протянул ослабевшую руку к меже и потрогал серую жизнь.
Она была прохладной, на ощупь очень похожей на пластобетон, но не такой твердой, словно порядком изношенной. В сравнении с золотистой – теплой, мягкой и приятной – серая жизнь выглядела убого, но в ней было что-то привычное, а Борисову в данную минуту больше всего хотелось именно этого – возвращения, пусть иллюзорного, к обыденному земному существованию мастера дальней разведки. К жизни лентяя, который за всю долгую карьеру вылетал на разведку раз пять, да и то – в ближайшие системы, вроде давно изученного Центавра.
Борисов подтянул тело вперед, согнул в колене правую ногу, вытянул левую руку и снова передвинулся. Спустя пару минут он уже полностью лежал на серой земле, которая и вправду оказалась пластобетоном, но только неправдоподобно древним и стертым, как единственный старушечий зуб.
Мастер прижался щекой к шероховатой поверхности и улыбнулся. На большее количество эмоций его нервная система была уже не способна. Она, как и весь организм Борисова, казалась выжатой до последней капли.
Пустынный зной незаметно отступил, вместе с ним исчез и отравленный наркотическими испарениями ветер. В это было трудно поверить, но Борисов явственно ощущал, что его больше не плющит неумолимый каток отягощенного пороком мироздания. Он даже смог сесть и по-детски, кулаками, потереть зудящие веки.
Горизонт уже не терялся в пустынном мареве, а серая почва в нескольких шагах от мастера перемежалась с рыжим суглинком. Еще через десяток метров сквозь землю пробивались редкие пучки травы, а справа и, как ни странно, позади Борисова росли невысокие кусты. И никакого намека на драгоценную, но ядовитую пустыню. Мастер вернулся на пару шагов назад и неуверенно потрогал почву в том месте, где теоретически должен был лежать золотистый песок, однако ничего похожего на сухое море зловредного зелья не обнаружил. Это обстоятельство взбудоражило его исследовательский дух, и мастер не поленился сделать еще пару шагов в том же направлении. Жар раскаленной ядовитой пустыни буквально вытолкнул Борисова обратно в серый мир, словно не желая больше иметь с ним ничего общего.