Наши дети. Азбука семьи - стр. 21
В палате меня переложили на кровать, подкатили установку для капельницы и воткнули в руку иглу, закрепив ее пластырем. Снова пристроили на живот дурацкую грелку.
– Мне холодно, – проговорила я едва слышно.
Нянька, невесть каким образом ставшая такой проворной, тут же притащила несколько одеял и укутала меня с головы до ног. И только в этот момент я заметила, что в палате необычайно тихо. Нэлла больше не плакала.
– А где моя дочка? – безразлично спросила я.
– Не переживай, милая, – с готовностью ответила все еще перепуганная старушка, – в детское отделение отвезли, там и присмотрят. Куда тебе сейчас с ней возиться?
– А-а-а-а.
Материнский инстинкт, который и без того не слишком спешил мне на помощь, практически отключился. Я с удовольствием закрыла глаза и в первый раз с момента рождения дочери по-настоящему уснула…
Домой нас с Нэллой выписали на десятый день. Большую часть суток оставшиеся в роддоме дни я спала: вставать все равно не получалось. Приходил заведующий отделением. Навещал какой-то именитый доктор с другого этажа. Все старались приободрить. Ребенка приносили только на кормления и через десять минут забирали. Думать я ни о чем не могла, сны мне тоже не снились. Вокруг царила пустая тьма, в которой даже время сбилось со счета и казалось то ли одной затянувшейся минутой, то ли сжавшимся в комок годом. Где-то между жизнью и смертью.
Лечащий врач хотел оставить меня в больнице еще на несколько дней, но педиатр настояла на выписке: младенец и так провел в роддоме больше времени, чем положено. Это вредно. Я, разумеется, не возражала: кажется, все нормальные люди должны хотеть домой. И я тоже делала вид, что хочу. Но на самом деле мне было все равно. Я стала немного мертвой и не торопилась возвращаться к жизни. Зато теперь мой страх улегся, словно его, наконец, досыта накормили.
В родильных домах женщины нередко сталкиваются с жестоким обращением и карательной медициной. Некоторый персонал воспринимает родовые муки как само собой разумеющееся возмездие за секс. Женщина перестает быть личностью, становится объектом. Такое отношение – вредит материнству.
Глава 4
Наша деревня
Дома все было как всегда после моего долгого отсутствия: неприбранные комнаты, немытая посуда, пыль, собравшаяся в лохматые комки по углам.
Начиналась новая жизнь с младенцем.
Денис стал прятаться от нас с Нэллой на работе – к тому времени, к счастью, перешел из убогого НИИ в интернет-компанию. Причина была уважительной: он начал зарабатывать деньги на жизнь. А я осталась с ребенком в квартире одна. И хотя со стороны могло показаться, что мы с дочкой окружены вниманием и заботой близких, все равно я чувствовала себя одинокой. Приходили бабушки, восторгались Нэллой, приносили подарки. Им нужно было улыбаться. Изображать радость и доказывать счастье. А я чувствовала только истощение и смертельную усталость. Никакой вселенской любви к младенцу, о которой твердят на каждом углу. Никакого всепоглощающего материнского инстинкта, обязанного быть у каждой женщины. Я ненавидела себя за это, проклинала. И утопала в чувстве вины.