Наше пересечение - стр. 28
Смотрю на проклятую черту между датой рождения и смерти, и решаюсь сказать что-то хотя бы так. Это словно исповедь, даже если она не слышит меня.
– Я не могу ничего поменять, не могу вернуть тебя, но всей душой желаю, чтобы такая возможность была. Не для себя, не для того, чтобы начать заново, а для того, чтобы видеть тебя и знать, что в жизни было что-то прекрасное, по-настоящему влюблённое в меня. Прости меня… я не уберёг тебя, это моя вина и только моя. Если бы я только мог…
Всхлип вырывается из меня, а слёзы замочили траву и землю, словно прошёл дождь, но я перевожу дыхание и продолжаю, потому что хочу выговориться любым способом.
– Надеюсь, ты простила меня… если нет, то я заслужил. Знаю, ты бы хотела, чтобы я был счастлив, на какое-то время мне удалось, но всё снова разрушилось. Прости за крики, боль, которую причинял, за то, что не слушал… знаю, ты хотела, как лучше, просто я был идиотом. Я поздно понял, что любил тебя, но понимаю это сейчас. Это было по-детски, но по-настоящему. Сейчас я люблю её, но не так, как тебя. Оказывается, любовь бывает разной. Она невероятная, честное слово, ты бы оценила…
Поднимаюсь с колен и вытираю слёзы с лица подолом футболки. Я причинил боль Алисии, Марии, Грейс, кто следующий? Не знаю, как они выносили или выносят меня, ведь сейчас я самому себе кажусь отвратительным. Причина всегда была во мне, потому что я всегда начинал с грубости. В отношениях с Алисией это была вынужденная мера, чтобы изменить её светлое мнение обо мне. В отношениях с Грейс – защитная реакция, чтобы не чувствовать той боли, которую уже испытывал. Моя защитная реакция и желание оттолкнуть от себя любой ценой. Мария же терпит меня на протяжении всей жизни. Она выносит обидные слова, не обращает внимания на моё поганое настроение, мирится с выходками. Иногда я думаю, что, если бы не она, я давно мог поехать. В итоге оберегаю не я её, а она меня. Это неправильно.
Покидаю кладбище, оглядываясь на могилу за спиной. Душой хочется верить, что она слышала и смеялась над тем, как я реву у неё на могиле. Теперь я обязан навестить бабушку и дедушку, иначе самостоятельно стукнусь головой о ближайший столб.
Как только дверь поддаётся, и я вхожу в холл, то тут же замечаю чёрные тяжелые ботинки с шипами. Несколько раз моргаю, чтобы развеять этот мираж, но обувь никуда не делась. Я тут же смотрю в сторону кухни, в которой горит свет, и лечу туда. В голове бушует ураган: что она здесь делает? Может, что-то случилось? Мне стало тошно от своих собственных мыслей. Пока я бежал на кухню, мне казалось, что я вообще ползу. Но как только вбегаю в комнату, все сомнения рассеиваются.