Наш Декамерон, или Исповедь сына нашего века - стр. 26
Все это я произнес, естественно, про себя. И молча открыл ему входную дверь. И он побежал вниз по лестнице.
Я часто вспоминаю, как он бежал. Вниз, вниз по лестнице через оставшийся год – к тому столу…
После его смерти я придумал забавный рассказ. И конечно, не записал его. Времени не хватило. Краткое содержание:
«Некто обижает меня.
Он отобрал у меня все: славу, любимую женщину.
И даже мое изобретение – машину времени.
Я никогда не видел его, но ненавижу всю жизнь.
И я решаюсь – убить его.
Я проникаю в дом, где он живет.
Но откуда-то он уже узнал обо мне.
И он убегает…
Я преследую его по дому. Я все время слышу его шаги.
И по-прежнему – не вижу, не вижу его…
Наконец я загоняю его на чердак.
Я приникаю ухом к двери.
И слышу, слышу: там, за дверью, – хриплое дыхание, его дыхание! Я вынимаю револьвер.
Но тут дверь чердака сама растворяется…
Я вбегаю – и никого.
Только на пьедестале в тусклом свете окошка стоит моя машина времени.
Я подхожу к ней – и тут же слышу стук захлопнувшейся двери. Я бросаюсь обратно и… но дверь уже заперта с той стороны.
И опять – он. Он дышит там, за дверью.
Я опять осторожно вынимаю револьвер.
И слышу шорох: это он приник ухом к двери.
И тогда я стреляю туда, где должно быть это проклятое ухо.
И тотчас слышу жуткий знакомый крик за дверью.
Ужасная боль пронзает меня…
И, уже падая, я вижу часы: они показывают на полчаса назад.
И последняя мысль в моем гаснущем мозгу:
«Я прошел сквозь машину времени – значит, я вошел в прошлые полчаса».
А это значит: тот, кого я убил за дверью, – я сам…»
Я смотрю на гору листков на полу.
До свидания, Д.!
Жил-был Д.! Его не печатали. Он болел, он пил, и жена его тоже спилась. У него не было денег. И он покончил с собой. Ну и что тут удивительного? Разве одно: почему он раньше этого не сделал? А вот когда у тебя всё есть: деньги, власть, когда всё твое печатают, когда ты здоров, а твои бабы… И тем не менее: «Давно, усталый раб, замыслил я побег в обитель тайную трудов и чистых нег».
А между тем два часа дня. Звонит телефон, звонит распроклятый.
Что, если принять высокомерное решение: прожить (дожить) эти оставшиеся два дня как самые заурядные? То есть жить, как всегда. И записать все, что произойдет, как исповедь убежавшего из тюрьмы узника, для оставшихся дураков? Каков бунтик!
Итак, звонят? Что ж, подойти к телефону?
– Алло!
Конечно, это он – Лысый и Отвратительный. Его так не хватало, «подводя итоги».
Друг моей юности. На протяжении целой четверти столетия мы треплемся с ним по телефону. В девятнадцатом веке при такой тяге самовыражаться написали бы друг дружке кучу писем, как все эти подозрительные болтуны пушкинской поры. Горы банальностей именовались бы нашим эпистолярным наследием. Но, к счастью, с изобретением телефонов словоблудие исчезнет в воздухе!