Население: одна - стр. 19
В тусклом свете ее кожа сияла, бледная на фоне деревьев. Если бы кто-то остался в колонии – если бы кто-то смотрел сейчас в сторону леса, – он бы мигом понял, что она голая. Офелия не стала разглядывать себя; вместо этого она осмотрела и хорошенько вытряхнула одежду. Может быть, развесить ее на ветвях? На голое плечо упала капля воды, и Офелия вздрогнула и обернулась. Ей вдруг стало очень весело, и она беззвучно засмеялась над собой, пока не разболелись бока.
Смех помог ей согреться. Ощущения были странные: она чувствовала воздух каждой клеточкой кожи, но ей было не жарко и не холодно. Когда очередная капля упала ей между лопаток и скатилась вдоль позвоночника, по спине побежали мурашки. Это было приятно. Офелия развесила рубашку и нижнее белье на лиане, протянувшейся между ветвей, а юбку сложила в несколько слоев, чтобы на ней можно было сидеть. Ткань все еще была сыровата, но быстро согрелась от тепла ее тела. Она достала вчерашнюю лепешку и кусок сосиски и с аппетитом перекусила. Сегодня вкус был другой, как будто она ела что-то незнакомое, что-то новое. Вода во фляге тоже была другой, хотя Офелия не могла бы объяснить, в чем отличие.
После еды она снова выкопала ямку для туалета. Возможно, в этом не было смысла – если она единственный человек на планете, кого стыдиться? – но привычка, которой она следовала всю жизнь, требовала не оставлять испражнения на виду. Когда она удостоверится, что все улетели – по-настоящему улетели, навсегда, – она попробует использовать для этих целей рециклер. А пока она засыпала ямку красноватой землей и листьями странного цвета.
Воздух потеплел, и Офелии надоело сидеть на месте; ей не хватало привычного распорядка, огорода, стряпни – всех тех обязанностей, которые так долго были частью ее жизни. Ей хотелось бы сложить костер и что-нибудь приготовить, но разводить огонь было нечем, да и дым мог ее выдать. Несмотря на это, она почти машинально начала собирать хворост и раскладывать его на земле. Из сложенных накрест веточек она сделала небольшую платформу, чтобы мешок с вещами не лежал на сырой земле. Вон ту ветку покрупнее, с почти сгнившей корой, можно воткнуть в землю и использовать как опору, когда она в следующий раз пойдет по нужде. Офелия расчистила выбранный ею пятачок земли, обустраивая под свои потребности. С каждой минутой он все больше походил на настоящее жилище.
В полдень, когда макушки коснулись прямые лучи солнца, она прервалась, чтобы перекусить снова и осмотреть свое пристанище. Фляга с водой удобно легла в углубление между корней; Офелия прикрыла ее от солнца несколькими крупными листьями. На широком листе она разложила обед. После нескольких попыток ей удалось смастерить из ветвей, прислоненных друг к другу и к стволу дерева, удобное сиденье, которое она застелила сложенной юбкой. Нагота все еще смущала ее; она чувствовала каждое движение воздуха, даже когда просто шевелилась. В конце концов она неохотно натянула белье, с легким стыдом сознавая, что ей некого стесняться, кроме себя самой, и накинула поверх рубашку. Длинную юбку, теперь служившую ей подушкой, она надевать не стала. К ощущению босых ног она уже давно привыкла.