Нарисую себе счастье - стр. 2
Сначала я растерялась. Без отца все пошло кувырком. В избе больше не звучал смех, начала рушиться крыша, осело крыльцо, упал по весне забор – а платить плотникам нам было нечем. Сначала хотела брать порося, договорилась даже с соседкою, да струсила. Как представила, что его потом резать придется… Уж лучше я без мяса проживу. С огородом у меня тоже не сложилось. Копать могла, семена в землю бросить – невелика трудность. Полоть да воду таскать я заставляла братца. Но одно лето выдалось дождливым, а другое засушливым. Деревенские-то знали, что с этим делать, а я вот погубила весь урожай. Только репу собрала, зелень да немного яблок. Капуста так и не завилась в кочаны, морковь выросла тонкая и кривая, что крысиные хвосты. На третий год, впрочем, я совладала с парой грядок, и даже собрала кое-какие корнеплоды, чем гордилась неимоверно.
Я изо всех сил старалась не унывать, хватаясь за любую работу: нянчилась с детками, писала письма и кляузы под диктовку неграмотных деревенских, пыталась даже учить ребятню читать и писать, но была за то бита полотенцем по спине: нечего детей дурному учить, не за чем тут ваши грамотности. Коз вот не научилась доить да коров побаивалась. Но тут уж себя оправдать мне было нечем. Трусиха, как есть трусиха!
И вроде бы мы выпрямились, расправили согнутые общим горем плечи, но слегла мать… Деревенская повитуха и травница, бабка Марьяна, шептала над ней заговоры и жгла травы, отгоняя злых духов. Я с тоской говорила брату, что нужно ехать в город за нормальным целителем, но посылать мальчишку в такую дорогу страшно, а сама я мать оставить опасалась. А вдруг она умрет, пока меня нет, и я даже не попрощаюсь?
Обошлось.
По весне, когда мать уже начала немного вставать, но все еще была очень слаба, чудом я добыла кисти и краски – мои давно закончились. А дядька Прокоп красил забор. Увидев его несчастное лицо, я встрепенулась и отобрала у бедняги кисть – и к вечеру забор был расписан диковинными цветами и птицами. За свою работу я получила несколько банок с краской, две кисти и жареного гуся. А потом пришел дедушка Ждан – просить, чтобы на его заборе дикие звери были нарисованы. А тетка Марфа восхотела увековечить кошек своих любимых. И она же бросила небрежно:
– Была б ты, Марушка, парнем – самый путь тебе на завод Долохова. Но баб туда не берут.
Она бросила и забыла, а я вот запомнила и долго эту мысли в голове вертела и так, и этак.
Казимир Долохов был на весь Юг известен. Самый богатый человек, не считая, конечно, нашего князя. Но ежели князь родовит и знатен, то Долохов из наших, из простых. Собственный путь он начал еще мальчишкой – в гончарной мастерской. А потом открыл собственную лавку. Теперь, спустя двадцать лет, он владел двумя заводами: фарфоровым и стекольным. Стекольный открыл близ Буйска, куда не так уж давно переманил всю гильдию стекольщиков. А фарфоровый тут, рядом, за полем да за лесом. Если шагом идти – за два часа дойти можно.