Наполеон и его женщины - стр. 58
Если верить им, то Бонапарт после ужина обычно выходил на палубу для того, чтобы задумчиво созерцать этот знак судьбы>81.
На самом же деле все было совсем не так.
Быть может, Бонапарт и верил в астрологию, но он имел другую склонность, представляющую очень большой интерес для его биографов: он играл в карты…
Такое времяпровождение кому-то может показаться пустым занятием. Но представляется любопытным, когда прочтешь «Мемуары» Бурьена. Тот сообщает нам, что генерал никогда не упускал случая «помочь удаче, прибегая к запрещенным приемам», которые другие осуждают>82.
Таким образом, легенду следует изменить и несколько подкорректировать. И вместо образа молодого человека, избранного судьбой и плывшего во Францию, неотрывно глядя на свою звезду, следует нарисовать образ честолюбивого офицера, рвущегося к власти и передергивающего карты…
Действительность отнюдь не менее примечательна, чем выдумка, но, согласитесь, символ, который она создает, выглядит несколько иначе.
2 октября, чудом прорвавшись через английскую блокаду, Бонапарт высадился в порту Аяччо.
Охваченный безумной радостью, он отправился обнять своих кузенов, вдохнуть аромат цветов, поболтать с пастушками, вспомнить о своем детстве. Но у него не хватило времени на то, чтобы возобновить связи со своими симпатичными подружками, с которыми познакомился пять лет тому назад. Он очень об этом сожалел, поскольку, несмотря на то что у него была Полина, чье великолепное тело он еще не успел забыть, Жозефина, которую продолжал мучительно любить, он с удовольствием бы остудил с какой-нибудь прекрасной жительницей Аяччо «тот пыл, который накопился в его естестве после убытия из Каира». Измотанный многодневной качкой, он глядел на девушек горящим взором и иногда замолкал на полуслове, провожая жадным взглядом «покачивающийся зад проходившей мимо девицы…».
В течение шести дней у дверей его дома собиралась огромная толпа, поскольку, как сообщает нам Бурьен, «его слава значительно увеличила число его родственников».
Время от времени к нему приходило какое-нибудь великолепное создание с вызывающе выставленной вперед грудью и красиво очерченными бедрами, с которым он охотно занялся бы воспроизводством населения острова, но всякий раз это была либо кузина, либо молодая тетушка, либо крестница…
С налитым кровью лицом, он вынужден был целовать их в щечку и спрашивать, как поживают родственники.
Выполнение этих семейных обязанностей раздражало его:
– Решительно, на меня обрушилась лавина родственников! – говорил он, пиная ногами мебель.