Наполеон - стр. 8
Народ верен ему до конца и после Ватерлоо пошел бы за ним. На пути из Мальмезона в Рошфор – на Святую Елену – толпы за ним бежали и кричали сквозь слезы: «Виват император! Останьтесь, останьтесь с нами!»
Члены палат, министры, маршалы, братья, сестры, любовницы – все изменяют ему, а народ остается верен. Чем люди выше, ближе к нему, тем хуже видят его, меньше любят; чем ниже, дальше от него, тем видят лучше и любят больше. «Утаил от премудрых и открыл младенцам».
Старую негритянку-египтянку роялисты в Марселе, во время белого террора 1815-го, заставляли кричать: «Виват король!» Но она не хотела – кричала: «Виват император!» Ее повалили ударом штыка в живот. Она приподнялась и, держа обеими руками выпадавшие внутренности, крикнула: «Виват император!» Ее бросили в вонючую воду старого порта, и, утопая, в последний раз она, вынырнув, крикнула: «Виват император!»
Да, люди так никого не любили, так не умирали ни за кого, вот уже две тысячи лет.
Страшно то, что он говорит: «Такой человек плюет на жизнь миллиона людей!» Но, может быть, еще страшнее то, что миллионы людей отвечают ему: «Мы плюем на свою жизнь за такого человека, как ты!»
Что же они любят в нем? За что умирают? За Отечество, за Человека, Брата? Да, но и еще за что-то большее.
Кажется, верно угадал поэт, за что умирала Старая Гвардия под Ватерлоо.
Гюго. «Возмездие»
Но если бы тем двум гренадерам, которые под Сен-Жан-д'Акром закрыли его своими телами, чтобы защитить от взрыва бомбы, сказали, что он для них бог, они бы не поняли и, может быть, рассмеялись бы, потому что, как старые добрые санкюлоты, ни в какого Бога не верили.
В ночь накануне Аустерлица, когда император объезжал войска, солдаты вспомнили, что этот день – первая годовщина коронованья, зажгли привязанные к штыкам пучки соломы и сучья бивуачных костров, приветствуя его восьмьюдесятью тысячами факелов. Он уже знал, и через него знала вся армия вещим предзнанием, Наполеоновским гением, что завтрашнее «солнце Аустерлица» взойдет, лучезарное. Так и сказано в бюллетене: «Le soleil se leva radieux. (Солнце взошло, лучезарное)». Но какому солнцу поклонялись на этой огненной всенощной, люди не знали. Если бы жили не в XIX веке, а во II–III, то знали бы: богу Митре, Непобедимому Солнцу – Sol Invictus.
Бедному «идеологу» Ницше надо было сойти с ума, чтобы это узнать: «Наполеон – последнее воплощенье бога солнца, Аполлона». И мудрый Гете это, кажется, знал, когда говорил: «Свет, озарявший его, не потухал ни на минуту; вот почему судьба его так лучезарна, так солнечна».