Наполеон - стр. 24
Но он все-таки начал это трудное дело: объявил, что нет двух наместников Христа, папы и кесаря, а есть один-единственный – кесарь. По Наполеонову Катехизису: «Бог сделал императора наместником Своего могущества и образом Своим на земле». Только ли образом? Руанский архиепископ, кощунственно играя словом «christos», «помазанник», называет императора «Христом Провидения», «le christ de la Providence».
«Я надеялся управлять папою, и тогда – какое влияние, какой рычаг для власти над миром!» – открывает Наполеон «тайну» свою, опять только на Святой Елене. «Я управлял бы миром духовным так же легко, как политическим». – «Я вознес бы папу безмерно… окружил бы его таким почетом и пышностью, что он перестал бы жалеть о мирском; я сделал бы из него идола; он жил бы рядом со мной; Париж был бы столицею христианского мира, и я управлял бы миром духовным так же, как светским», – все повторяет он это, все возвращается к этому.
Но легко это или трудно, все-таки не знает наверное. «Духовная власть государя была предметом всех моих помыслов и всех желаний… Без нее нельзя управлять… Но это было очень трудно сделать; при каждой попытке я видел опасность. Я сознавал, что, если бы я принялся за это как следует, народ меня покинул бы». Раздался бы «свист рыбной торговки».
Хуже всего то, что он хорошенько не знает, что ему делать с папою. Борется железным мечом с призраком. То ласкает, то ранит его. «Пий VII – настоящая овечка, совершенно добрый человек; я его очень уважаю и люблю». Это вначале, а в конце: «Папа – бешеный дурак, которого надо запереть». И он запирает его сначала в Савону, потом в Фонтенбло.
«Идолом» папа делаться не захотел. Агнец оказался львом, мягкий воск – твердым камнем, тем самым, о котором сказано: «На камне сем созижду церковь Мою».
«Мы сделали всё для доброго согласья, – писал о Конкордате Пий VII. – Мы еще больше готовы сделать, только бы оставили неприкосновенными те начала, в коих мы неподвижны. Тут дело идет о нашей совести, и тут от нас ничего не получат, если бы даже с нас содрали кожу».
Невообразимо, чем бы кончилась эта война, может быть, величайшая из всех наполеоновских, если бы не наступил внезапный конец и не разрушилась или не рассеялась, как сон, вся пирамида мирового владычества и он вдруг не проснулся бы голый на голой скале Святой Елены.
Видел ли он Того, с кем боролся, как Иаков во сне? «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня». Бог благословил Наполеона устами святейшего отца, Пия VII: «Мы должны помнить, что после Бога ему (Наполеону) религия преимущественно обязана своим восстановлением… Конкордат есть христианское и героическое дело спасения». Лучше, мудрее нельзя сказать: «христианское и героическое», божеское и человеческое вместе – это и есть точка соприкосновения двух пирамид.