Наперекор судьбе - стр. 11
Рэйст подошел ближе, восхищенно поцокал языком, не сводя с меня взгляда. Я едва удержалась от того, чтобы не скривиться в ответ. Пользы от этого никакой – только повод для графа припомнить мне это в будущем, когда он получит надо мной абсолютную власть.
– Так ты и есть моя будущая Искра? – осведомился он, ухмыляясь.
«Нет. Скаковая лошадь», – мрачно подумала я, а вслух, не желая быть обезличенным подарком герцога своему адгеренту, сказала:
– Гвендолин Меарк.
Я умела говорить совершенно бесстрастно, пряча эмоции глубоко внутри, хоть и давалось это мне непросто. Это умение отличало нас с Лили: она была как открытая книга. Хотела плакать – плакала, хотела смеяться безудержно, в голос – смеялась. Иногда это раздражало меня, но чаще… восхищало. Лили – такая искренняя, такая чистая и непосредственная, как дитя… и такая далекая сейчас.
– Гвендолин, – протянул лорд Рэйст.
Тратить время понапрасну он, очевидно, не привык – стоило ему оказаться от меня на расстоянии ладони, как я почувствовала слабость и дурноту.
«Привязка» или сплетение – чары непростые и требующие непосредственной близости Хозяина и его Искры. Жизненные нити Искры, видимые лишь сильным магам, Хозяин переплетал со своими – точнее, вплетал их в свой собственный узор. Таким образом, Искра не могла повлиять на Хозяина, каким-то образом причинив ему вред. Зато сама она отныне находилась в его власти. Так, Искра больше не могла ослушаться приказа Хозяина – одного лишь его мысленного приказа было достаточно, чтобы магическая энергия «живого сосуда» передалась ему.
Пока «привязка» не произошла, во мне еще теплилась слабая надежда, что уготованное мне не случится. Думать так не было ни малейших оснований – я на чужой земле, меня окружает стража, а ослушаться приказа Ареса, нынешнего правителя Эйоса – все равно, что собственноручно подписать себе смертный приговор. И все-таки… надежда оказалась невероятно живучей.
Глупая, сказок не бывает.
Когда Рэйст колдовал надо мной, я чувствовала лишь слабое вмешательство – и в мой разум, и тело. Не самое приятное ощущение, должна сказать. Будто я вдруг стала податливой подобно глине, а чужие руки грубо проникали в мое нутро. Чем дольше лорд Рэйст плел свой узор из чар, тем хуже мне становилось.
В конце концов я уже едва держалась на ногах. Если бы в графе была бы хотя бы толика сочувствия, он бы отложил сплетение до утра, чтобы я могла немного отдохнуть с дороги. Но о каком сочувствии могла идти речь, когда дело всей его жизни – тревожить покой мертвых и использовать их как пушечное мясо, воскрешая и убивая их без конца?