Наместник ночи - стр. 2
Франциск никогда не позволял себе заходить в темный коридор воспоминаний, где таился тот самый день. Если вдруг он оказывался близко к страшному повороту, то на всех парах мчался прочь, боясь даже на секунду заглянуть за угол и встретиться лицом к лицу с прятавшимся там ужасом. Если бы он это сделал… Случился бы приступ. А этого допускать было нельзя.
Впрочем, приступы все равно происходили.
Раз за разом.
И никто не мог ему помочь. Даже Филипп.
«Хватит думать об этом», – раздраженно приказал себе Франциск.
Мальчик опустил взгляд на руки – бледные пальцы дрожали, вцепившись в ключик точно в спасительную соломинку. Бесполезно: даже волшебная вещица не сможет разогнать темноту, которая таится в его голове.
«Что же ты за размазня, едва подумал об этом – сразу в дрожь. Будь смелее!» – упрекнул себя Франц.
Но порыв храбрости будто ветром сдуло, темнота заклубилась вместе с облаком пыли за спиной, дыша затхлостью и плесенью в затылок, и Франц сжался, словно ожидая удара.
«Почему, ну почему рядом села мать, а не Филипп?!»
Брат ехал на козлах – места сзади не хватило, поэтому мальчишку усадили к вознице, из-за чего Франц не на шутку обиделся на мать. Казалось, она нарочно разделяет близнецов, хотя и знает, как им плохо в разлуке… Франц вперился в кудрявый затылок – сдуваемые ветерком, темные локоны Филиппа разметались по тонким плечам, на которые брат зябко натягивал клетчатый плед. Франц только сейчас это заметил. Видимо, брата вновь знобит – и это в июньский-то вечер!
«Ему и без меня плохо…» – грустно подумал мальчик.
Руки по-прежнему дрожали, а за спиной клубилась тьма.
«Да что ж такое!»
Хоть бы мать увидела, что Францу дурно, – может, попросит остановить экипаж и пересадит к Филиппу? Но женщина не замечала нервно сжавшихся кулаков сына, да и Филипп не оборачивался, молча подскакивая на козлах рядом с возницей. Мужчина даже и не думал заговорить с мальчишкой, делая вид, будто тот пустое место – так, как зачастую поступала мать.
«Филипп!» – мысленно воззвал Франц.
Он знал, что брат себя плохо чувствует, но не смог сдержать искушения потянуться мыслями к близнецу, чтобы ощутить его силу.
Когда на Франциска накатывали приступы, брат всегда брал его руку в ладони и, шепча успокаивающие слова, держал так до тех пор, покуда сердце не вспоминало обычный ритм. Филипп единственный на всем белом свете мог унять Франца – быть может, оттого, что еще в чреве их сердца научились биться в унисон.
Франциск и Филипп родились близнецами, причем до срока. Няня уверяла, это все из-за Франца: его тихий и послушный брат точно бы дождался назначенного природой времени, но вот неугомонный Франц – куда уж тут! Не то что на стуле за ужином, даже в утробе усидеть не мог спокойно.