Намек. Архивный шифр - стр. 60
– Не весь. Тебе оставили на долю… Коля, а ты простил мене? – спросила мать таким тоном, будто продолжала разговор об огородных грядках.
Однако у него возникло ощущение, что она завела речь о чём-то, крайне важном для себя, и приготовилась к тяжёлому объяснению.
– За что? – удивился он.
– Ну так… ну так… – взволнованно замялась мать. – Что соврала тебе… Тогда-то…
Ёкнуло сердце. Единственный раз в жизни мать соврала ему. Больше случаев таких не представилось, чтобы врать. Неужели она о том, о тогдашнем?! А ну как ошибся? Пусть уж сама скажет.
– К Манечке не пустила тебя, – закончила мать, овладев собой.
Угадал! Николай с облегчением улыбнулся. Ему не приходило в голову, что она помнит и тем менее – что винится.
– Я не маленький давно. Ты меня, несмышлёного, гнала, чтоб не заразился. Чего я понимал-то? А упрямства семь пудов.
– Ты в Манечке души не чаял, – улыбнулась мать с неожиданной робостью, – так убивалси.
– Не соображал, что тебе во сто раз хуже.
Он внезапно совершенно по-новому понял вечную сдержанность матери, её суровость. Он всегда считал, что та по натуре не склонна к сильным чувствам. А она, оказывается, боялась. Всё время боялась, что сын оттолкнёт её, как делал в первые дни после смерти любимой сестрёнки, сидя, зарёванный и нахохленный, под кустом у забора. Вся картина сложилась! Потому-то мать всегда была особенно суха с младшим. К остальным же детям проявляла суровость из природного чувства справедливости: если Кольке не достаётся её ласки, то и другим не положено большего. К тому же детей полезно держать в строгости, чтоб им потом жилось легче…
Мать подошла сзади, неловко провела рукой по его волосам, порывисто обняла за плечи и отпрянула: отвыкла нежничать с детьми. И хорошо, что отпрянула: Николай тоже давным-давно отвык от её ласки и не знал, как отвечать. Захотелось убежать, спрятаться. Но это обидит её. И вообще – трусость.
– Коля, чай будешь? – неожиданно сменила тему мать.
От неожиданности он не успел ответить, и мать добавила:
– Я положу мяты.
Он любил чай с мятой – мать знала. Как же она переменилась после короткого разговора! В жизни она не старалась никому из детей угодить! Её внезапно проснувшаяся нежность отчаянно трогала, но и пугала. С непривычки, что ли?
– Налей, – выдавил Николай, опустив голову, чтобы не было заметно, как он покраснел от смущения.
Мать налила и себе чашку, вынула из печи драчёны на большой сковороде. Из обычного пшена и яиц у неё всегда получалось отменное блюдо, не хуже праздничного пирога. Николай деликатно отрезал себе небольшой кусок в расчёте на то, что зять с Полей, сестрой, заглянут вечером, и надо оставить на их долю. Василий-то с молодой женой на ярмарке в Касимове. Мать решительно заявила: